Галина Викторовна Манукян - Принцип Троицы

Галина Манукян Принцип Троицы

Пролог

Душно. Невыносимо душно было в тесной больничной палате. А за окном шумел ветер. Пятна света от уличного фонаря скользили по стойкам капельниц, по верблюжьим одеялам, скомканным на двух койках, и исчезали в дальнем углу. Постанывал больной, нарушая сонную тишину.

Возле одной из кроватей дежурила девушка. Уже которую ночь она ютилась на неудобном стуле, поглядывая на часы: когда же утро? Пойти бы поспать на диван в холле, да нельзя — проспит дедушкину процедуру. Каждые полчаса приходилось откачивать жидкость из трубки, торчащей из его живота. Дедушка дернулся во сне — что-то беспокойное ему снилось. «Хороший мой, не выдернул бы дренаж», — вздохнула девушка. Проверила — нет, все на месте.

Голова гудела. «Ничего, зато деда выздоравливает…».

Чтобы размять ноги, девушка подошла к окну — во дворе диспансера поблескивала золотом маковка церкви, построенной на пожертвования больных. Небо начало сереть. Ветер перебегал по листьям и касался стекла тонкими ветками березы. Дина вздохнула. Хотелось на воздух — почувствовать свежесть утра, увидеть, как на востоке рождается майский день. А потом туда, где парад на площади соберет зевак, воздушные шары и букеты тюльпанов в руках прохожих раскрасят улицы яркими мазками, а в домах накрытые столы порадуют гостей…

Но здесь все будет так же, как вчера: отвратительные запахи лекарств, уколы, каша с ложечки и посещения родственников. И немыслимая духота.

Из угла послышался хрипящий голос:

— Девочка! Как тебя? Лина? Дина? Иди сюда.

— Дина, — тихонько ответила девушка и подошла к больному.

— Подойди ближе, — пробормотал он.

. «Только б деда не разбудил!». Дина приблизилась и в проникающем из коридора свете разглядела полубезумные глаза на пергаментном лице. Костяные пальцы до боли сжали кисть.

— Что? Там за окном? Церковь? — спросил тот, волнуясь.

— Да, церковь, Густав Карлович. Скоро доктор разрешит вам вставать, и пойдем с вами к окну, сами увидите…

— Нет, — перебил он. — Какая?

— … обычная, православная, и колокольня рядом. Хорошая церковь.

— Я так и знал, церковь здесь не та, не та. Не выздоровею… Не выздоровею! Он все подстроил. Scheisskerl^[1]!

Дикая злоба сверкнула в глазах изможденного больного. Дине стало не по себе, она попыталась аккуратно высвободить руку, но тот держал крепко. Клещами.

— А ты слушай, — рассердился он, — внимательно! Меня обманули… Проклятые камни… Видишь? И церковь эта…

«Бредит», — подумала Дина и попыталась его успокоить:

— Ну что вы! Обычная церковь. Красивая. Хотите, я медсестру позову, она укол…

— Halt die Klappe^[2]! Молчи и слушай! Думал, я сам…Дурак. А нужна была девчонка… Убили меня они… Или он…Проклятый рак!

Он потянул ее руку к себе, чтобы Дина наклонилась — в лицо пахнуло зловонием болезни. Дина с трудом сдержалась, чтобы не отшатнуться. Больной продолжил:

Он торопливо выплевывает слова, словно боится не успеть.

— Я дам тебе камни. Из праматерии… Возьми в руку — усилят все, что есть! Они катализатор. Ты справишься! — И вдруг на его обтянутом кожей лице появляется злорадная улыбка. — А он пусть поищет… Не отдавай, поняла? Ни за что! Ему не отнять… Пообещай!

— Хорошо-хорошо, — пробормотала Дина, решив, что бедолаге вкололи слишком большую дозу наркотика. Впрочем, здесь можно было услышать и не такое.

Костлявая рука, царапнув длинными ногтями, опустила Дине в ладонь коробок:

— Думай о хорошем… — выдавил он, и хватка ослабла.

Еле сдерживая желание вымыть руки, Дина торопливо положила его в карман джинсов.

Больной захлебнулся в кашле, переходящем в рвоту и больше не мог произнести ни слова. Дина поторопилась подать судно, машинально сунув коробочку в карман брюк. Но Густав Карлович страшно захрипел, и зеленоватые пузыри появились на жидкой всклокоченной бороде. Худые длинные ноги вырвались из-под простыни и застыли в неестественной позе. Тщедушный человечек обмяк, как пустая, сдутая оболочка.

Дина впилась в него глазами, ощущая внутри до-странности холодное спокойствие. «Это первый человек, который умер у меня на руках». В комнату заглянула медсестра.

— Он, кажется, умер…, - сказала Дина, начиная дрожать всем телом.

Та бросилась к пациенту. Не нащупав пульса, подтвердила хмуро:

— Отмучился бедняга.

Запах смерти отравлял невыносимо. У Дины закружилась --">