Ирвин Кобб - Рыбоголов

дикости свиньи, и каждое остроспиное стадо возглавляет худой, голодный, свирепый старый кабан. В сумерках ревут под берегами лягушки-быки, невероятно крупные и чрезвычайно громогласные.

Здесь настоящее раздолье для рыб — окуней, краппи и большеротых буффало.

Как эти съедобные виды умудряются принести потомство, и как их потомство выживает, чтобы принести своё — тайна, если учесть, сколько водится в озере больших рыбоядных каннибалов, поедающих своих сородичей.

Здесь вы найдете более крупных, чем где-либо ещё, панцирных щук — костистых, прожорливых, в ороговевшей чешуе, с пастями, точно у аллигаторов; щуки эти, как утверждают натуралисты — связующее звено между сегодняшним животным миром и животным миром периода рептилий.

Плосконосые кошачьи сомы, в действительности — деформированный вид пресноводного осетра, — с огромной веерообразной плёнчатой пластиной, выступающей с носа, словно бушприт, целый день плещутся в тихих заводях с таким шумом, будто в воду упала лошадь.

На каждом выброшенном на берег бревне в солнечные дни лежат, настороженно подняв змееподобные головы в готовности соскользнуть прочь при малейшем скрежете весел об уключины, по четыре-шесть огромных каймановых черепах с дочерна обгоревшими на солнце панцирями. Но всё же нет в озере никого крупнее сомов!

Поистине чудовищны эти рилфутские сомы — без чешуи, скользкие, с бесцветными, мертвыми глазами, похожими на дротики ядовитыми плавниками и длиннющими усами, свисающими по бокам от подобных пещерам ртов.

Шести или семи футов вырастают они, и весом двести фунтов, а то и больше, пасти у них достаточно широкие, чтобы вместить человеческую ступню или кулак, достаточно мощные, чтобы сломать любой крючок, кроме самого крепкого, и достаточно жадные, чтобы пожирать все — живое, мёртвое, гнилое, — что только способны пережевать могучие челюсти.

Ох, и страшные это существа, и страшные истории рассказывают о них в округе. Этих сомов называют людоедами и сравнивают, по некоторым их повадкам, с акулами.

Рыбоголов в такой обстановке смотрелся совершенно естественно.

Он подходил в ней, как желудь подходит к своей чашечке. Всю жизнь он прожил на озере Рилфут, в одном месте, в устье одного из рукавов.

Он родился здесь, от темнокожего отца и полукровки-индианки матери, которых теперь уж нет в живых, и ходили слухи, что его беременную мать однажды сильно напугала огромная рыба, так что ребёнок появился на свет отмеченным самым омерзительным образом.

Как бы там ни было, Рыбоголов являл собой человека-монстра, истинное воплощение ночного кошмара!

У него было обыкновенное тело — невысокое, коренастое, мускулистое тело, — но лицо его настолько походило на рыбью морду, насколько вообще лицо может походить на неё и при этом сохранять нечто человеческое.

Плоский череп его над переносицей сразу же устремлялся назад, так что трудно было сказать, есть ли у него вообще лоб; линия подбородка изгибалась буквально в никуда. У него были маленькие круглые глаза с пустыми, стеклянными, бледно-жёлтыми зрачками, посаженные далеко друг от друга, постоянно раскрытые и немигающие, как у рыбы.

Нос Рыбоголова был не более чем парой узеньких щелей в середине жёлтой маски лица. Но самой пугающей частью был рот. То был безгубый, невероятно широкий, тянущийся от уха до уха страшный рот сома.

Когда Рыбоголов повзрослел, его сходство с рыбой усилилось — волосы на его лице выросли в два крепко скрученных тонких уса, свисающих по обеим сторонам рта, в точности как у сомов!

Если у него и было какое-то другое имя, никто, за исключением хозяина, его не знал. Он был известен как Рыбоголов, и на это имя он отзывался. Рыбоголов лучше, чем кто-либо, знал озеро и окрестные леса, а потому приезжавшие каждый год на охоту и рыбалку горожане ценили его как проводника; но Рыбоголов редко соглашался на предложения о работе.

Он держался, как правило, особняком — ухаживал за посадкой кукурузы, расставлял сети на озере, ставил несколько капканов и силков, в охотничий сезон стрелял дичь для городских рынков. Соседи, перенесшие малярию белые и устойчивые к ней негры, сторонились Рыбоголова. Разумеется, на большую их часть он наводил суеверный страх. Так он и жил в одиночестве, без роду и племени, не имея даже друзей, избегающий людей и избегаемый ими.

Хижина Рыбоголова стояла у самой границы штата, где с озером соединяется Грязевая топь. Это --">