Анна Кутковская - Монстр внутри

и обрывки оберточной бумаги, он взялся за стол. Спустить его вниз, будучи в подпитии, оказалось той еще задачей, но он справился с нею почти на отлично.

Благодушное настроение смягчило его. И ему вдруг стало стыдно за то, что они веселились, пили пунш и ели черную икру (бутерброды были такие маленькие – в прямом смысле слова на один укус), а монстр сидел тут один, в темноте. Да еще под пыльным пологом.

– Эй, ты тут? – откашлявшись, задал мистер Эванс вопрос в пустоту. Почему-то он не надеялся на ответ. Однако ответ не замедлил себя ждать.

– Да, я здесь. Я всегда здесь. Как прошла вечеринка? Утерли нос Марте?

– О да! – с энтузиазмом воскликнул Томас. – Видел бы ты ее позеленевшее от зависти лицо, когда я всех позвал запускать салют!

– Хм, поэтому у Вас такое хорошее настроение?

– В том числе, – блаженно улыбаясь, ответил Томас.

– А за что Вы так ее невзлюбили?

– А нечего было презрительно фыркать, когда я позвал ее в кино пару лет назад.

– А она презрительно фыркнула?

– Ну да. Мы сидели в баре, я угостил ее коктейлем. Все было хорошо. А потом она фыркнула.

– Может, она просто подавилась коктейлем?

– Нет, она фыркнула! Фыркнула! – запальчиво крикнул мистер Эванс и по-детски топнул ногой.

– Хорошо, будь по-Вашему, – миролюбиво согласился монстр.

С того времени так и повелось: мистер Эванс спускался в подвал и коротал долгие февральские вечера за беседами с монстром. И если кто-нибудь спросил у него, то он ни за что не признался бы, что эти беседы даже немного нравятся ему.

Стоит сказать, что и сам монстр проявлял большую тягу к этим встречам. К тому же, по мнению мистера Эванса, он был весьма эрудирован и даже образован. Однако, что доставляло обоим неудобство, так это почти противоположный взгляд на мир. Если монстр был мягким добряком, то Томас – озлобленным псом, готовым любому, кто посягнет на его долю, комфорт и удобства, перегрызть глотку.

Типичный их разговор начинался с рассказа мистера Эванса о том, как прошел его день. Вот одна из таких бесед.

– До чего же меня раздражают эти попрошайки-инвалиды, прикрывающиеся своими заслугами на войне! Ты только представь! Здоровый жлоб, а попрошайничает. Да я бы со стыда подох, если бы пришлось на такое пойти. Да что я говорю! Я бы лучше с голоду подох, чем попрошайничать!

– А где Вы его встретили?

– Да они везде! Ошиваются на каждом углу! А этот, особенно наглый, пока я стоял на заправке, начал мыть стекло машины. А потом говорит: сэр, помогите ветерану.

– Но ведь он не попрошайничал, он заработал.

– А я просил его это делать? У меня дворники прекрасно работают, недавно их отремонтировал!

– В итоге Вы дали ему денег?

– Пф, нет конечно! Делать мне больше нечего. Я работаю на износ не для того, чтобы всяким попрошайкам свои деньги раздавать.

В другой раз поводом для перепалки стало негодование мистера Эванса по поводу машины скорой помощи.

– Ну куда, куда я отъеду, если я стою в пробке! Они что, не понимают, что ли? – заходился в яростном крике Томас. – Сигналит и сигналит!

– И что потом случилось?

– Ну что-что, кое-как подвинулись соседние ряды, пропустили.

– Но ведь можно же было и Вам машину подвинуть.

– Нет, не можно было, – как-то неуверенно ответил Томас.

– А если бы человек погиб?

– Одним больше, одним меньше, – пожал плечами мистер Эванс и погасил в подвале свет.

======================================

И вот однажды, когда февраль был на излете, готовясь уступить место марту, мистер Эванс спустился в подвал, громко приветствуя монстра и вопрошая, не видел ли тот среди кучи старого хлама подсвечников.

– А зачем Вам подсвечники?

– Решил устроить романтический ужин.

– Вы не говорили, что встречаетесь с кем-то.

– А мы и не встречаемся. Так, рабочая интрижка.

– Рабочая интрижка?

– Ага. Понимаешь, завтра у нас заседание, на котором будет решено, кого повышать: меня или Кристину. Так вот я решил пригласить ее отпраздновать это, – и мистер Эванс захихикал как школьница, которую уличили в чем-то неприличном.

– Ваш смех наводит меня на кое-какие подозрения.

– Какие

--">