Анастасия Благодарова - Неуравновешенный

где-то поблизости. Хорош эпилог. Подстать роману. Второй раз в жизни закурив, я заперся изнутри. Затолкал тряпку в выхлопную трубу. Запустил двигатель, разлёгся на водительском. Прикрыл глаза.

Тихий страх и гордость щемили сердце. Всё же большой мальчик. Взял-таки себя в руки. Осточертело качаться на весах. Удерживаться, судорожно цепляясь за воздух. Любые надежды на благополучный исход не тешил уже давно. Несомненно, в жизни уйма хорошего. Плохого – выше крыши. Когда ты сам – своя главная проблема, ждать решения не приходится.

Я верил в Бога, регулярно убеждаясь, что Его нет. Засыпая, в сердцах понадеялся, что Он, милосердный, простит. Когда же вместо блаженного небытия я обнаружил себя в аду, осознание того просто уничтожило меня. Разорвало. Кусками раскидало, превзойдя по значимости последующую вечность. Со всей моей любовью к выпендрежу, не опишу в полной мере, каково это – не существовать нигде и при этом быть частью безмолвно стенающей страждущей толпы мёртвых душ. Ни бурлящих котлов, ни наточенных вил. Ничего материального и воображаемого. Только пустота и муки горечи.

***

Кара моя – неоднозначность, и после смерти не оставила меня. Каково же было моё удивление, очутись я ни с того, ни с сего в родном городе посреди улицы в самом неожиданном виде. Белую рубашку даже на собеседования не надевал. Зная мамины вкусы, в такой одежде могли разве что похоронить.

Помнил всё, кроме своего имени. Не имея возможности спросить у кого бы то ни было, рассудил – в обществе мне отныне делать нечего. Назад не вернуться, документы не восстановить, светиться незачем. Вдоволь накатавшись на попутках, осел в глухой деревне. Напросился к одинокой бабке. Пусть физический труд по прежнему приносил боль до дрожи, великодушная согласилась принять и за малую плату – уборка, поход в магазин, готовка. А в огороде и дровянике пусть сама корячится. Привычная.

Не считая того, что я мучился от непонимания шаткого своего положения, жизнь с Аксиньей казалась незаслуженным отпуском. Коробила разве что манера подобных ей – любителей сидеть на двух стульях. Изба уставлена образами, ночью в тишине раздавалось молитвенное роптание хозяйки, а разговоры постоянно возвращались к эзотерике. Старуху волновал зодиакальный круг.

В своём статусе человека, безусловно умершего, я такое лицемерие не поощрял, о чём благоразумно умалчивал. При этом, не отдавая себе отчёта, охотно поддерживал этот вектор беседы, сам не зная, почему. В прошлом, конечно, жарко верил. Но не так же, чтобы раздувать дискуссии. Одно страшно. Из-за наших общих интересов, очевидно, бабка обращалась ко мне не иначе как Весы. А я, хуже того, непременно откликался.

За день до дня рождения, сентябрьским вечером, когда Аксинья хлопотала в коровнике, в дом заглянула некая девушка. Ничем не примечательная, не считая змея цвета весенней зелени, обвивающего её шею. Интуитивно узнав в незнакомке нечисть, я обратился в бегство. Жалкие попытки. Её мерзкий питомец напал на меня. Не укусил, но испугал, вынуждая моргнуть. Тогда я, совсем недавно познавший ад, вдруг вознёсся, казалось, выше рая. Ослеплённый, долго, бесконечно долго, связанный по рукам, мучился в плену. Люди умоляли. Звали: «Libra. Waage. Весы». Даровали огромную власть, вытягивая силы. Я был звёздным небом. В который раз жаждал гибели. В который раз сей чести не удостоился.

Дева со змеёй вернула меня на землю, к халупе Аксиньи, как выяснилось позже, уже в октябре. Белая рубашка и ошалелый взгляд – вот чем я вновь обзавёлся по прибытию. Прилипала, скривив рот, окрестила голодранцем, вручила новёхонький смартфон и, как ни в чём ни бывало, ушла восвояси.

Я был добавлен в закрытый чат. Двенадцать участников. Ники говорят сами за себя. Легко преодолел языковой барьер. Нас разделяли тысячи километров, политические границы и океанские просторы, но мы составляли единое целое. Древнее. Нерушимое. Они общались на латыни. Странной латыни, трактуемой мной как разговорный русский. Я их понимал, свободно излагая мысли на том же диалекте. То тревожило и восхищало одновременно. Вот только то, что узнал от коллег…

Князь мира сего, Человекоубийца и Клеветник имеет столь же много имён, сколько тактик. Влияние Лжеца огромно, и с моей точки зрения теперь кажется, будто руку он приложил абсолютно ко всему. Грехи, страсти, колдовство, идолопоклонничество. Даже ему, могущественному, одному за всем не уследить. Да и незачем, когда в распоряжении --">