Дмитрий Игоревич Скирюк - Блюз чёрной собаки

чёрная яма застенка,

Где мне никогда не услышать фламенко!..

И вдруг я увидела, как за кустами

Мерцает запальное белое пламя.

И я улыбнулась, расправила плечи,

Надеясь, что пуля от жизни излечит,

Но после мушкетного выстрела, грома,

Ударила музыка — звонко, знакомо!

И я не сумею сказать и сегодня,

С Небес она шла или из Преисподней!

Сгорела атака разбойничьей банды

В огне и веселии злой сарабанды.

И пляске своей отдавалась я снова,

И радостно вторили звоном оковы,

И стража, теряя перчатки и каски,

Пустилась со мной в эту дикую пляску!

Поток закружил их, пошёл на попятный

И двинулся в город — обратно, обратно! —

Его подхватила дежурная рота —

И рухнули враз городские ворота!

И там, как орлица в руках птицелова,

Плясала девица в железных оковах,

И кровью из ран — ещё тёплой, недавней,

Кропила сухие дорожные камни!

От лязга и звона заложило уши,

На рынке ворочались битые туши,

А следом — глаголи и все шибеницы

Шагали за мной с мертвецами в петлицах!

И стражники, те, кто успели проснуться,

Не смели и пальцем ко мне прикоснуться,

А кто рисковал подойти ко мне ближе,

Тот сгинул навеки во чреве Парижа,

И там до сих пор — с темноты до рассвета —

В доспехах заржавленных пляшут скелеты…

А я танцевала, и в храме собора

Услышала отзвуки дикого хора —

И там бесновались и люди, и духи,

Вопили девицы, визжали старухи,

Рычали собаки, мяукали кошки,

И вороны сотнями бились в окошки!

И там же, на плитах соборного зала

Священника злая толпа растерзала.

В тот миг, как вода породняется с солью,

Смешались во мне наслаждение с болью!

Гляжу с высоты на дома, как на ульи,

Смеюсь — и со мною смеются горгульи

(Которые вам не споют, хоть убейте)

И вторят моей окровавленной флейте

Из кости надутого злого святоши —

О, как я была с ним безжалостна тоже!

Потом воспоют менестрели и скальды

Безумную пляску нагой Эсмеральды!

Немало столетий с тех пор убежало,

Но сделку со Смертью я не расторгала.

И каждую ночь кандалы мои звоном

Тревожат кого-нибудь утром бессонным.

Ты помнишь меня? Я — та ведьма из сказки,

Которую ты ревновал к моей пляске!

Тебе было нужно — ни много ни мало, —

Чтоб я никогда больше не танцевала.

Отведай теперь мои хладные губы —

Запомнишь навек поцелуи суккуба!

Но если к мужчине я только являюсь,

То в женщине я раз в году… воплощаюсь!

Я выберу ту, что страдает невинно,

Чьё сердце разорвано на половины,

И в майскую ночь к тростниковой невесте

Придёт моя пляска, придёт моя песня!

Тебя обреку я на ласки и муки.

Браслеты почувствуют ноги и руки,

Ты будешь смеяться со мной до рассвета,

И будут железом звенеть кастаньеты,

И сердце пронзит ощущение счастья

В оковах мучительной, гибельной страсти!

И если ты даже сумеешь очнуться,

То снова захочешь в оковы вернуться,

И ты никогда не получишь ответа,

Откуда возникло влечение это!

Покоя не будет, и только на ложе

Ты сможешь забыться — в железе и коже:

Цепями стяни своё слабое тело —

Страдай! Наслаждайся! А я полетела…

ГОТИЧЕСКАЯ ЛОЛИТА (ТЁМНАЯ)

Лицо белее алебастра

И подведённые глаза,

Причёска пышная; как астра,

Блестит зеркальная слеза,

Передник белый, чепчик чёрный

И с ворохом атласных лент,

И платье с юбкой непокорной,

Не доходящей до колен…

Викторианская Алиса

Была невинна и нежна,

И я в быту (и даже в мыслях)

Почти такая, как она.

Я в плен корсетов и шнуровок,

Подвязок, ленточек бегу

От глупых джинсов и кроссовок,

Поскольку больше не могу —

Устала быть рабой прогресса,

Крутиться белкой в колесе,

Терять себя в объятьях стресса

И быть такой же, как и все.

И среди женских достижений

Давно не видел человек

Моей певучести движений,

Утраченной в двадцатый век.

Осенний вечер мне --">