Анна Динека - У зеркала три лица

заметил: праздник набирал обороты, и никому не было дела до еще одной темной фигуры, явившейся из тумана.

Играла музыка: скрипки и барабаны. Горели ведьмины огни и похожие на звезды свечи: летали над садом, сталкивались друг с другом и разгорались ярче. Среди деревьев – магнолий и буков – раскинулись шатры: из тяжелого бархата и блестящего атласа, черные и червонные, украшенные золотым шитьем и крупными самоцветами. В шатрах творили свое колдовство верховные ведьмы, раз в год снизойдя до роли балаганных зазывал: предсказывали будущее, раскрывали прошлое, привораживали или освобождали от ворожбы. Плату принимали кровью – только она и стоила того, чтобы выставлять себя публике на потеху.

В полночь кровь сольют в чашу старого каменного фонтана в виде четырехлистного клевера: принесут жертву, произнесут заклинание. А через год соберутся снова. То еще развлечение.

Герда поправила капюшон, обошла длинный стол, накрытый вдоль одной из аллей, и направилась к дальнему из шатров: на его верхушке горел перевернутый вверх рогами серебряный полумесяц. Символ одного из ведьминских кланов. Каджу́ – самая сильная ведьма города, возможно, единственная, кто мог помочь Герде найти ее бедовую пропажу.

***

– Ты не бывала у меня прежде, – опустив приветствия, молвила Каджу, когда Герда вошла в шатер и прикрыла за собой тяжелый полог, который, будто живой, извивался и дрожал под ее пальцами.

Верховная ведьма, когда-то красивая, а теперь истончившаяся и выцветшая, будто старая шаль, Каджу сидела за круглым столом, заставленным кристаллами, почерневшими зеркалами и тусклой от времени медной посудой. В руках перебирала нить со стеклянными бусинами, и в каждой из них вспыхивали крохотные лица, обезображенные в крике.

– Не было нужды, вот и не бывала, – ответила Герда холодно и ровно: привычки заискивать перед ведьмами она не имела.

– Здесь новые лица встретишь нечасто, – проскрежетала Каджу и жестом велела Герде снять капюшон. – Обычно наоборот: каждый год кого-то да теряем. Не вампира, так фавна; не фавна, так фею. Но куда чаще – ведьм.

Каджу смотрела с подозрением, явно прощупывала, но страха, что разоблачат, в Герде не было. Сад впустил ее, а остальное никого не касалось.

– Ты не ведьма, – закончив осмотр, подвела итог Каджу и по-птичьи склонила голову. – Крыльев или рогов я тоже не заметила. И всё же ты здесь, значит, тому есть причина.

Скупо кивнула и указала на стул, накрытый блестящей тканью. Та тоже показалась Герде живой: трепыхалась, шла волнами, но стоило Герде присесть, замерла и сменила цвет с алого на черный.

– Кого-то ищешь, – проведя ладонью перед лицом Герды, считала ее намерение ведьма. И с расстановкой предупредила: – Учти, я не стану помогать, если в тебе нет добра.

– До меня здесь был вампир: уж в нем, конечно, добра достаточно.

– Бедолага, влюблен в фею и ищет способ ее обратить. Но обратить фею, значит, лишить ее крыльев, а этого ни одна из них не простит. Конечно, я могла бы заставить ее забыть о том, кем она была прежде, но даже во имя любви зло остается злом.

– С каких пор ведьмы рассуждают о добре и зле? – не сдержавшись, рассмеялась Герда. – И с каких пор выбирают, кому помогать? Разве вы не служите тому, кто больше заплатит? Или тому, кто сильнее?

– Кровь неведомой зверюшки – вряд ли высокая плата, – не осталась в долгу ведьма. Но Герда знала, та в замешательстве: Каджу силилась, но не могла понять, кто перед ней да чья магия открыла незнакомке вход в сад.

Но что они видели, эти верховные? Всю жизнь прожившие в Старом городе, никогда не пересекавшие его границ. Только и знают, что трястись над своей магией, как мать над больным младенцем. Будто не понимают: река не сможет стать полноводной, если мелочиться и вести счет каждой капле.

Быть может, потому и приходится тварям каждый год приносить новую жертву, что цена этим жертвам – грош за десяток.

– Помоги мне найти того, кого ищу, и я принесу жертву, которой с лихвой хватит на десять лет. Вам даже заклинания читать не придется. – Отзываясь на обещание, в груди запекло, сильно, на грани того, что возможно вытерпеть, но Герда не позволила боли отразиться в чертах лица. Сжала кулаки, вдавила подошвы ботинок в укрытый соломой пол и, дождавшись, когда боль уйдет в землю, с дерзкой улыбкой спросила:

– Ну что, такая цена достаточно высока?

– Девчонка! – Рассмеялась ведьма, и в смехе ее послышались пренебрежение и --">