Анна Динека - Нас всегда было двое

своим.

Заявила так, будто это знакомство давало ей какие-то привилегии. Прошла от легонькой белоснежной двери вглубь темного кабинета, потянулась к Алексу поверх широкого стола, одарила – другого слова не подберешь – уверенным, крепким рукопожатием. А потом вдруг сникла, опустилась без приглашения на краешек стула и выдохнула:

– Ну уж вы-то должны мне помочь.

Нашла у кого помощи просить: Алекс даже траурного костюма еще не снял, только и успел, что распустить узел неудобного галстука, бросить связку ключей в отцовскую пепельницу да жадно глотнуть виски. Руки, и те после похорон не помыл – под ногтями так и чернела кладбищенская земля.

Земля эта да клиника для тех, кто скоро и сам станет землей, – вот и все, что осталось теперь от отца.

И тетка еще эта… Красивая, между прочим. Отец таких любил – мама из-за таких плакала.

– Соболезную, – перехватив его хмурый взгляд, запоздало обронила незваная гостья. Сухо, для галочки. И пояснила, скупым движением поправляя очки: – Мы с вашим отцом работали вместе. Давно.

«До переезда», – догадался Алекс, хотя гостья ни единой интонацией не выдала, что говорит на чужом для нее языке. Но комментировать не стал, лишь хмыкнул, сел наконец в отцовское кресло и устало ссутулился, понимая, раз пришла да в такой день, значит, есть причина, значит, быстро не выставишь. И все же попытался, без особой, впрочем, надежды:

– Могли бы и подождать. До завтра, что ли… – Вопросительно приподнял брови, и гостья, вновь потянувшись через стол, представилась:

– Елена.

Но тут же отвела руку и непримиримо отрезала:

– Я три года ждала. Хватит! У моей дочери сегодня день рождения, а она так и не вышла из своей палаты. Она не ест уже третий день! Но, конечно, всем в этой богадельне на нее плевать.

– Из комнаты, – поправил Алекс и тяжело вздохнул, недобрым словом поминая перелет, смену часовых поясов и вновь накатившее похмелье. – Здесь мы говорим «комната». Не «палата».

«Мы». Кого он обманывал? Не было никаких «мы»: Алекс ни дня не проработал в этой дурацкой клинике для душевнобольных, хотя отец уговаривал продолжить семейное дело. Чего уж там, даже дела как такового, и того не было.

Отец купил этот дом случайно, почти что задаром, когда маме диагностировали Альцгеймер. Купил, должно быть, для успокоения совести: старинный особняк, окруженный болотами и скрытый от мира за завесой испанского мха, пусть отдаленно, но все же напоминал поместья из романов сестер Бронте, так любимых мамой. Она и стала первым пациентом.

Вторым стал прежний владелец особняка. Сухонький, дышащий на ладан старикашка, последний представитель некогда знатного рода, сражавшегося на стороне конфедератов, мистер Моррис самостоятельно не смог бы и шага ступить, но отчаянно цеплялся за жизнь. И хотя продавал особняк за бесценок, нескоро собирался его покинуть, а потому затребовал себе лучшую комнату, круглосуточный уход и пинту пива по пятницам. Ну а там, где два пациента, скоро набралась и дюжина.

И вот теперь нет мамы, нет отца, нет в живых и прежнего владельца. Только дом по-прежнему стоит посреди парка, скрипит половицами, шепчет сквозняками, дышит покойно, мирно. И что с ним делать таким прикажете? Разве что вновь продать. По дешевке.

Алекс встряхнулся, отгоняя обступивший его было морок, отер лицо и без интереса посмотрел на гостью:

– Что ваша дочь вообще тут забыла? Здесь же одни старики, им всем недолго осталось.

Елена неожиданно замялась, поджала губы, отвернулась к окну, и в светлых волосах, собранных в аккуратный пучок, неярко сверкнула одинокая нить седины.

– Я думала, это временное решение, – заговорила наконец Елена медленно, с неохотой, будто ее принудили, будто явилась сюда не по собственной воле, и Алекс почувствовал, как в груди засвербело, заворочалось раздражение. – В окрýге не так-то много подобных мест, мы все уже перепробовали. А те, что остались, они мне не по карману.

– Ну а я чем могу вам помочь? Скидку дать, что ли?

Елена в ответ нахмурилась, посмотрела на Алекса с толикой неприязни и произнесла негромко, но четко:

– Я хочу, чтобы мою дочь наконец выписали. Я больше не доверяю врачам.

Алекс, сам не зная почему, улыбнулся и, вдруг расслабившись, откинулся на спинку кресла:

– Что ж, видимо, мне повезло. Я – не врач, я – похоронный агент.

***

Елена освоилась в кабинете куда быстрее, чем Алекс: молча поднялась, подошла к книжному шкафу, чтобы, не спросив разрешения, --">