Владислав Мостыка - В углу

картины?! Девушка успокоила детвору и сказала, что это лишь их разыгравшаяся фантазия. «Признаюсь честно, Элиза, но я никогда не видела картины более странной и жуткой нежели эта. Понимаю почему дети так ее испугались», — вторая девушка показывает на меня пальцем. Что за воспитание у этой барышни? Это я странный?! Да неужели? Вы видели свой наряд, мадемуазель?! Кто здесь странный и совершенно не воспитанный, так это вы! Ладно, нужно успокоиться. Нужно взять себя в руки. Значит девушка в черном жакете не Адель вовсе. Ее зовут Элиза. Она смотрит на меня. «Это не картина, а портрет. Тут изображен Гюстав де Тьезак. Он жил здесь больше двухсот лет назад. Это его родовое поместье. Бабушка говорит, что он из знатного рода и был женат на прекрасной женщине. Ее звали Адель. Она мой предок. Так что я тоже из знатного рода знаешь ли», — Элиза улыбнулась и посмотрела на подругу, та ответила такой же веселой улыбкой. Так вот оно что! Да! Именно так! Я начинаю вспоминать! Тьезак! Так называлось то место, где родился мой прапрадед. Отсюда и фамилия. А этот дом, это поместье. Я помню его. Недалеко от Версаля… Элиза перебила мои размышления и воспоминания: «Бабушка говорит, что история Гюстава и Адель закончилась печально. Мсье де Тьезак преждевременно скончался при загадочных обстоятельствах». О чем она говорит? Скончался? Я мертв уже двести лет? Ох! Боже мой! Я все помню. Вспомнил! Виллем! Виллем де Тьезак! Так звали моего брата. Точно! Это его я видел тогда. Боже, нет! Я помню, что случилось. Мой брат убил меня. Из-за наследства… и из-за нее. Он желал Адель. Виллем всегда был вспыльчив и жесток. После смерти отца я должен был унаследовать его дело и распоряжаться особняком и всеми деньгами, которые наш род скопил за все годы существования. Я не собирался как-то притеснять или ущемлять брата. Я любил его таким, каким он был. Но Виллема это не устраивало. Он хотел управлять всем единолично. Но главное он хотел ее… Мой брат убил меня. Жестоко, с насмешками. Он отравил кубок с вином. Я помню, как задыхался. Как жгучее пламя горело в груди, в горле стоял горький ком. Я упал на пол, схватился за шею, задыхался и стонал, пытаясь позвать на помощь. Виллем подошел ко мне, корчащемуся в агонии на полу, и присел. Я потянул к нему руку, но тот ее оттолкнул. Он ухмылялся и просто смотрел как я умираю. Боже… Тогда я понял, что за человек мой брат. Гюстав де Тьезак умер в ту ночь при странных обстоятельствах. Да уж, странее не бывает. Я умер больше двухсот лет назад… но… мои чувства, мои мысли… они сейчас со мной. Если я мертв, то как могу чувствовать и думать? Нет! Отказываюсь в это верить! Я жив, и я здесь! Эй! Выпустите меня! Мне здесь не место! «Ну какая бы печальная не была история, этот портрет действительно ужасен. Продать его как картину вряд ли продашь, да и новым хозяевам этого особняка он едва ли придется по вкусу. Думаю, нужно его снять и сжечь с остальным хламом, который мы собрали внизу», — Элиза еще раз взглянула мне в глаза и решительно направилась в мой угол. О боже. Она хочет сжечь… Она хочет сжечь меня! Что это? Я чувствую, как по моей щеке катятся слезы. Если я мертв, разве такое возможно? Возможно ли плакать после смерти?! Пожалуйста, нет. Не нужно! Не нужно! Элиза, ты должна услышать меня. Спаси меня! Пожалуйста, Элиза! Моя милая Элиза! Мадемуазель! Я ведь здесь! Я все еще здесь! Услышьте же меня! Помогите мне выбраться. Вот она! Совсем близко. Протягивает руки и берет меня за голову. Где-то сзади, за пределами моей видимости. На ее лице ни тени сожаления, никаких эмоций! Она не слышит меня. Она уверенна, что я просто портрет и ничего более. Пожалуйста! Не нужно со мной так. Я ведь тут. Я ведь говорю. Я жив! Я живой человек! Пожалуйста, Элиза! Моя хорошая Элиза. Не нужно. Не делай этого. Не делай… Но ее руки неумолимо отдернули меня от стены, и вся комната закружилась перед глазами.

И снова мрак…

И снова холод…

И нестерпимый, раздражающий шум…

--">