Руслан Владимирович Шабельник - Старый маяк

естественно, он не мог слышать, хотя ему казалось, что за секунду до происшествия что-то прозвучало в ушах. Обшивка водяного резервуара дала трещину. Совсем небольшую, и мгновенно замерзшая вода тут же заделала ее, но перед этим часть жидкости вытекла наружу. Небольшое давление придало ей ускорение, а космический холод превратил в лед, маленькую льдинку размером и формой схожую с тарелкой, только с острыми как бритва краями. И надо же такому случиться – край тарелки полоснул по скафандру Александра.

В иной ситуации, с иным скафандром – ничего страшного. Система самозагерметизируется и, по крайней мере, добраться до шлюза запаса прочности хватит. В иной, но не со скафандром – ровесником маяка.

В первую секунду Саша не испугался, и даже во вторую, когда попытался выровнять положение – струя воздуха прилично закрутила его. Но, когда, вместо того, чтобы стабилизироваться, вращение усилилось, а поначалу небольшой разрез начал расползаться, внезапно и со всей ясностью он понял – это конец.

Индикатор кислорода перед глазами стремительно опускался к красной зоне, к ней же начали приближаться показатели жизнедеятельности.

– Юрий… – едва слышно позвал Александр.

– Вижу, – был ответ.

Старый маячник наблюдал за ним, однако ничего не мог сделать. Пока он доберется до скафандра, пока выйдет в космос и обогнет маяк, Александр десять раз умрет от удушья, или от холода.

Он зажал разрез рукой – помогло слабо, тот разошелся значительно шире ладони.

– Юрий, я… передайте моим… – Александр искал что бы такое сказать – как назло ничего умного в голову не лезло, а лезло только то, что глупо погибнуть – вот так, во время рядовой вылазки в медвежьем углу космоса, рядом с развалиной древнего агрегата.

– Держись! – он не сразу понял, кто это сказал, а, когда понял…

– Хари!

– Собственной персоной! – рыжий плавал в космосе, как всегда, без скафандра. – Ничего без меня не можете! Держись!

Обняв Александра, Хари, пусть и не герметично, закрыл своим телом разрез. Затем, непонятно как управляя, поплыл вместе с ним к шлюзу.

Когда в шлюзовую камеру начал поступать воздух, Александр был на грани потери сознания. Как же хорошо оказалось снова дышать, вдыхать полной грудью, понимая, что ты жив. Жив!

– Жив! – едва открылась переборка, внутрь влетел Леонов. – Ну ты, блин, даешь…

И с неожиданной нежностью обнял Александра.

Обняв в ответ старого маячника, Александр посмотрел на Хари.

– Где пропадал?

Рыжий пожал плечами.

– То тут, то там…

– Спасибо.

Хари махнул рукой, мол, не за что.

Юрий Леонов сидел в плетеном кресле, поскрипывая и покуривая трубку.

– Они всегда жили, рядом с нами: домовые, мельничные, стопаны. Охраняли дом, помогали вести хозяйство, иногда озорничали, куда ж без этого. Откуда взялись? Кто знает. Наши предки, когда переезжали на новое место, домового всегда звали с собой, и он шел, если семья хорошая. И жил с ними, из поколение в поколение. Потом мы забыли, потом вспомнили, снова забыли… история, она, как известно, по спирали. А, когда вышли в космос, на одиноких станциях, или маяках начали появляться они, – смотритель указал мундштуком трубки на Хари, который, едва они вошли в кают-компанию, ту же завалился на диван и заснул. – Даже не знаю, как назвать – станционник, маячник. Почему широко не известно? А кто ж в таком признается, – Леонов затянулся, выпустил дым. – Ты это, как будешь улетать на новую станцию, забери его отсюда, перевези. Сам он не может, нужны слова особые: «Домовушечка-доможирушка, поехали в новую хату, будем жить богато», или что-то вроде, не помню уже. Ритуал, поищи в библиотеках, какой-то да найдется. Сам он не попросит, а без нас, без людей – умрет.

Александр посмотрел в иллюминатор – космос и домовые, кому расскажешь…

На диване мирно посапывал Хари, свернувшись чуть ли не калачиком.

--">