Марина Леонидовна Ясинская - Акваретто со льдом

содержания воды.

— Стоять, — скомандовал безусый парнишка в новехонькой синей форме, приподнимая автомат.

Лысый плотный мужик лет сорока пяти замер было на месте, затравленно оглянулся, а затем вдруг отчаянно метнулся к выходу.

— Стой, стрелять буду! — тонким голосом выкрикнул охранник. Совсем еще зеленый — выкрикнул, вместо того, чтобы применить оружие, хотя все основания налицо.

Роман вздохнул и потянулся к парализатору — рабочему хватит и этого. Прицелился, нажал на курок — и мужик рухнул, словно кто-то поставил ему подножку.

В считанные секунды появился начальник гидрохраны "опреснителя"; рабочего бесцеремонно подняли с пола и, расстегнув облегающую спецовку, обнаружили приклеенный к животу большой тонкий пластиковый пакет, наполненный водой.

— Жара страшная… Дочкам нормы не хватает, а денег на воду нет, — всхлипывал мужчина, когда двое охранников волокли его, вяло повисшего у них на руках, к выходу, — Они же маленькие, не понимают, соленую воду из-под крана пьют… — донеслось с улицы прежде, чем тяжело захлопнулись металлические двери.

Гидрохрана восстанавливала порядок в проходной; рабочие выстраивались к аркам детекторов, прошедшие проверку редкой серой цепочкой потянулись к выходу.

До девушки очередь дошла почти полчаса спустя.

Рыжий Никита осклабился и демонстративно отступил в сторону. Роман приготовил улыбку и шагнул вперед, собираясь на этот раз спросить имя.

И промолчал.

Уперся взглядом в туго обтянутую эластичной тканью грудь. Конечно, там было на что посмотреть, но причина его внимания на это раз объяснялась не понятным мужским интересом.

Грудь девушки за столько встреч Роман успел давно и хорошо рассмотреть. И был абсолютно уверен, что еще вчера та была как минимум на размер меньше…

Миг сомнения длился до бесконечности. Усилием воли Роман положил ему конец.

— Пройдите в центр, пожалуйста, — деревянным голосом попросил он и указал на желтый круг за рентгеном.

Девушка вскинула на него прозрачные глаза и тут же отвела взгляд.

— Ноги на ширину плеч, руки в стороны, — продолжил он, механически перекидывая автомат за спину и показывая тыльные стороны кистей: — Сейчас я проведу личный досмотр.

Краем глаза он заметил, как Никита поднял вверх большой палец и одобрительно закивал головой, словно говоря: вот это я понимаю, давно надо было так познакомиться.

Как положено по инструкции, Роман провел ладонями по спине, ногам и рукам девушки — быстро, формально. Затем медленно, чуть нажимая, провел тыльной стороной ладони — сначала по груди, затем, еще медленнее, под ней. Под эластичной материей формы отчетливо прощупывалась не упругая мягкость тела, а текучая мягкость воды.

Роман задержал руки под грудью, большими пальцами нащупал края жестких полос, герметично закрывающих каждый пластиковый пакетик, уложенный в чашечки бюстгальтера. Миллиграмм двести в каждом, не меньше.

Девушка стояла с безучастно опущенной головой и разведенными в сторону руками; она знала, что ждёт её за вынос воды. На миг Роман почувствовал себя почти палачом. Девушка медленно подняла взгляд на охранника. Несколько долгих секунд тот смотрел прямо в прозрачные серые глаза; все звуки проходной стихли, только оглушающе громко, отдаваясь частыми толчками в его пальцах, билось ее сердце…

Наконец, Роман убрал руки с груди девушки и тихо произнес, отворачиваясь:

— Свободны.

***

Пол вагона метро монотонно покачивался; мутное стекло отражало отмеченные одинаковой печатью усталости и оттого похожие друг на друга лица пассажиров. После двенадцатичасовой смены в раскаленной проходной "опреснителя" прохлада подземки казалась райским блаженством.

Десятилитровая канистра с питьевой водой приятно оттягивала руку. В который уже раз Роман подумал о том, что бы он делал, не получай он так прилично в гидрохране — ведь только на положенную норму в три литра протянуть сложно. Собственно, Роман вообще с трудом представлял себе, как выкручиваются на трех литрах те же рабочие "опреснителя", с их более чем скромными зарплатами.

Хотя — чего тут представлять, выкручиваются. И тот мужик, которого он сегодня подстрелил. И та девушка, которую он должен был бы сегодня задержать, но почему-то отпустил… Почему? Пожалел? Тогда всех жалеть надо. У одних — маленькие дети, у других — старики-родители, у третьих — родня из ближней --">