Марина Леонидовна Ясинская - И наступило лето

бы не скважники, приносившие лекарственные растения отсюда, жители посёлка давно бы уже слегли от болезней.

— Возьми, у меня осталось немного, — Варя протянула маленькому лозоходцу фляжку.

— Спасибо, — просиял Данко. Однако, к удивлению девушку, сделал всего один маленький, аккуратный глоток.

— Допивай.

— А как же ты?

— У меня ещё есть.

Данко пил медленно, не торопясь, явно растягивая удовольствие.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — сообщила тем временем Варя и присела на корточки, чтобы подобрать с земли рассыпанные валериану и душицу. — Мне пора.

— Ты, наверное, очень далеко живёшь, — чуть наклонив перевязанную платком голову, сказал Данко и закинул деревянную лозу себе на плечо. — Я во всех соседних посёлках бывал, даже в самых дальних, которые аж за железной паутиной, — с гордостью добавил он. — А ты, получается, ещё дальше?

— Ещё дальше, — охотно согласилась девушка. Пусть так считают, так оно будет безопаснее.

— Тогда, выходит, тебе домой очень долго идти придётся. Может, сначала лучше к нам в посёлок? В гости?

Варя замялась, и на миг в ней едва не победило любопытство. А что такого? Она совсем ненадолго, сходит с Данко в неизвестный посёлок, узнает, что там за люди, какие они, чем живут. А потом вернётся.

Осторожность взяла верх. Мало ли, что там за люди. Может, именно из-за них и пропал предыдущий скважник.

Варе было тринадцать, когда тогдашний скважник, дядя Толий, высокий весёлый мужчина с бойкими чёрными глазами, ушёл за зверобоем для мучающегося с больной печенью деда Виха — и не вернулся.

Дядька Савка, лекарь, готовящий из трав настойки и припарки, согнал к скважине всех непроверенных парней и даже совсем маленьких мальчишек и по одному загонял их в валяющуюся на окраине поселка огромную каменную трубу, оставшуюся здесь с незапамятных времён. Один за другим, ребята выходили из другого конца трубы; ни у одного не нашлось способности пройти в находящуюся внутри невидимую скважину. И тогда дядька Савка, тяжело вздыхая и качая головой, вспомнил о Варе.

— Вот наградил меня господь бог на старости лет! Ох, чует моё сердце, быть беде. Ничего из этого хорошего не выйдет. Девчонка-скважница, а! Бесстыдство и безобразие — вот что это такое.

— Дядька Савка, да какие старости лет? — весело отмахивалась Варя, пропуская мимо ушей незаслуженное обвинение в бесстыдстве и радуясь, что её редкая способность к скважничеству не останется невостребованной. — Ты чего себя в старцы прежде времени записываешь?

Лекарю и впрямь было ещё далеко до преклонного возраста. Ясный взгляд, редкая, почти незаметная седина в волосах, крепкие плечи, уверенные движения рук — он казался мужчиной в самом расцвете сил. Пока сидел. А когда вставал… Недуг, уже давно поселившийся в его ногах и поначалу досаждавший ему совсем немного, со временем стал сильнее, и теперь дядька Савка едва передвигался. В надежде его исцелить, прежние скважники из своих вылазок приносили самые разные травы, как известные, так и те, описания которых не находилось даже в пухлой книге лекаря, но всё без толку.

Вынужденная неподвижность и смирение с тем, что его недуг неизлечим, не прибавляли дядьке Савке благодушия.

— Из девчонки-скважницы ничего хорошего не выйдет. Тем более из такой молодой, как ты. У вас, вертихвосток, умишко ни на чём и задержаться не может. Поспорить могу, никогда ты осокорь от гулявника не отличишь.

Варя старалась не принимать его сетования близко к сердцу. Не её же вина, что в их посёлке — и немаленьком, кстати, посёлке, полтыщи человек наберётся — до сих пор так и не нашлось ни одного мальчишки, наделенного нужными способностями. А у неё они были. И, как это ни претило ни дядьке Савке, ни поселковому голове и его помощникам, пришлось позволить девчонке стать скважницей. Лучше уж такой скважник, чем вообще никаких лекарственных трав.

И вот уже восемь лет Варя каждый день уходила в скважину, в землю жарящего солнца и горячего воздуха, и приносила с собой обратно охапки самых разных трав. Восемь лет дядька Савка упорно сгонял к каменной трубе подрастающих ребят в надежде, что вот-вот появится, как положено, скважник-парень и займёт, наконец, место девчонки. Восемь лет хмурился, щурил светлые глаза из-под пушистой меховой шапки, ворчал, принимая душистые снопы из Вариных рук, и сетовал об одном и том же:

— Девчонка-скважница, а! Ничего из этого хорошего не выйдет. Ох, чует моё --">