Владимир Васильевич Григорьев - Помиловка и электрон

Владимир Григорьев Помиловка и электрон

Когда в 1967 г. любители фантастики прочитали только что появившуюся на книжных прилавках книгу Владимира Григорьева «Аксиомы волшебной палочки», они поняли, что их любимый жанр пополнился именем первой величины. И это отнюдь не преувеличение. Рассказы, составившие сборник, отличались оригинальностью сюжета, а их язык — неподражаемым колоритом. Не тем, который достигается использованием редко употребляемых слов и выражений или нарочитой стилизацией, но особым построением фразы, когда обычные слова выстраиваются в некий волшебный ряд, имеющий второй, собственный смысл.

Редакция «ТМ» познакомилась с Владимиром Васильевичем за несколько лот до этого — когда он заявился прямо из сибирской глухомани, с реки Тунгуски, где участвовал в экспедиции по раскрытию тайны упавшего там в 1908 г. гигантского метеорита. Атлетически сложенный, смахивающий на флибустьера, он поразил своими рассказами об экспедиции, а более всего — необычайно острым, парадоксальным умом, которым с кажущейся легкостью препарировал всевозможные научные головоломки.

Тогда и выяснилось, что Владимир — выпускник МВТУ им. Баумана и одновременно человек, одержимый самыми причудливыми литературными идеями. Их он и начал воплощать в жизнь именно в «ТМ», где опубликовал множество статей. А в перерывах между творческими исканиями куда-то исчезал. Например, на сибирское озеро Лабынкыр, где, по слухам, водилось некое чудовище наподобие шотландской Несси. Подкараулить ящера Григорьеву так и не удалось, зато он обнаружил его следы в местном фольклоре, а это уже факт, а не простое предположение.

Ожидания поклонников фантастики познакомиться с новыми сочинениями Владимира Григорьева полностью оправдались: в течение десяти лет писатель издал три книги своих рассказов, и все они в условиях тогдашней цензуры пробивались к читателям чрезвычайно тяжело: цензоров не устраивал острый язык Григорьева, а главное — его необыкновенная способность из обыденного факта сделать чрезвычайное событие, довести его до шаржа, гротеска, когда вдруг становилась очевидной подлинная суть тех или иных вещей. И в эту орбиту нередко попадали понятия, которые охраняло идеологическое табу. Например, «беззаветный трудовой энтузиазм», «славные традиции рабочих династий»… Под пером Григорьева (рассказ «Реконструкция») они превращаются в свою противоположность, если ставится изначально нелепая, бессмысленная цель.

Как известно, в своем отечестве пророков нет — насколько трудно пробивались к свету произведения Владимира Григорьева на родине, настолько же быстро и легко публиковали их в США, ФРГ, Японии… Без всяких преувеличений можно сказать, что имя Владимира Григорьева в 60 — 70-х годах котировалось за рубежом наряду с именами Айзека Азимова, Каттнера, Брэдбери.

Походы и экспедиции молодости подорвали железное здоровье Владимира Григорьева, и ныне он вынужден свое время проводить в четырех стенах. Но, несмотря на невзгоды, он по-прежнему творчески связан с редакцией «ТМ» и порой радует нас новыми рассказами.

И помилует тебя, грешного, Господь, коли возлюбишь Его безбоязненной душой, но не лукавством корысти разума твоего.

Святое Писание

Отнимите у христианина страх перед адом, и вы отнимете Веру его.

Дени Дидро

Прежде чем в лоб запустить детективную интригу удивительной, пусть и не для каждого, истории, автор считает необходимым увертюрой разыграть ряд соображений, побудивших дать ход картине этого приключения. Потому что суть рассказа весьма абстрактна и интимна: отношения каждого из нас с Бесконечностью, которая на самом деле вполне конечна, и таинством Бога, присутствие коего я лично бездоказательно чувствую, а многие же и вообще не представляют, как с Ним быть и обходиться. Ясно, что перед Вами, к прискорбию, не бестселлер, то есть обожаемый нами всенародно ширпотреб вроде мороженого, а нечто, требующее огорчительных усилий воображения или рассудка. Иначе Потустороннего лучше и не касаться…

Поскольку утилитарные успехи науки дали ей статут вездесущности, не может быть, чтобы она не впуталась в тончайшую паутинку незримых отношений Всевышнего с «хомо сапиенсом», вмешалась беззастенчиво, при внешних манерах интеллигентности. И прежде --">