Спайдер Робинсон - Дети Сатаны

Начало одного обычно есть конец чего-то другого. Так было, есть и будет.

Заккур Бишоп стал свидетелем убийства, оно произошло у него на глазах, хотя ясно это ему стало лишь час спустя.

Он бы ничего не заметил, случись все это не в «Скорпионе», а где-то еще. Да и жертве понадобилось десять минут, чтобы осознать, что его убили, и даже тогда он ни с кем не поделился своей бедой. Не имело смысла: никому не докажешь, что он мертв, точнее, убит, да и ничего с этим не поделаешь. Если проинформировать копов и каким-то образом убедить их в своей правоте, предоставив все доказательства, они постараются побыстрее их забыть. Убийца не из тех, кто склонен говорить правду. Наоборот, нежелание ее говорить и послужило мотивом убийства. Трудно вообразить себе другое такое преступление, и прилюдное, и не замеченное никем. Но, совершенное в «Скорпионе», убийство это привело к тому, что прежний мир рухнул, как карточный домик.

«Скорпион» — один из тех клубов, что время от времени посылает верующим Господь, когда хочет их поддержать. Эд Финнигэн, закончивший выступления по причинам, о которых он предпочитал не распространяться, сумел убедить владельцев китайского ресторанчика неподалеку от Дэлхаузского университета сдать ему подвал за смехотворную сумму. Подвал, как выяснилось, состоял из двух больших комнат без единого окна. В первой Финнигэн устроил обычный бар, со стойкой и столиками. Вторую, размером побольше, где в свое время располагалась мазутная котельная (дом построили до того, как основным источником света и тепла стало солнце), он выкрасил в черный цвет и выложил потолок звукопоглощающей плиткой. Потом отправился в Дэлхаузский университет, обошел и другие университеты Галифакса^[1], прочесал аудитории и кафетерии, бары и общежития, слушая всех музыкантов. Тем немногим, кого выбирал, он представлялся и объяснял, что открывает клуб под названием «Скорпион». С большим музыкальным залом, где будет сцена и соответствующее освещение. В этом зале говорить, вернее петь, смогут только артисты. Остальные будут караться за каждое слово. Захотевший поесть или выпить поднимет руку, а после того, как подойдет официант, укажет, что ему нужно на подсвеченном меню. Дверь в зал, добавлял Финнигэн, будет открываться только между песнями. Звуковая система будет включать шесть микрофонов «Шур», два микшера «Тик», пару шестисотваттовых усилителей «Тойота», две колонки и четыре настенных динамика. По средам и пятницам предполагались бесплатные концерты, с тридцатиминутными выступлениями, в остальные дни платные. Финнигэн извинялся за то, что много заплатить музыкантам не сможет. Зато, говорил он, пианино обязательно будет настроено. Не прошло и месяца, как «Скорпион» стал живой легендой, а китайский ресторанчик стал закрываться с заходом солнца: на стоянке не оставалось ни одного свободного места. Хороших музыкантов всегда больше, чем мест для их выступлений. И любой хороший музыкант готов продать душу ради интеллигентных, чувствующих, слушающих зрителей. А никакие другие не приняли бы правила Финнигэна. Тех же, что пытались возникать, безжалостно изгоняли, пусть и не дальше бара, где им предлагались музыкальный автомат, ирландский кофе и пиво. Именно потому, что заведенные правила неукоснительно выполнялись, Зак и заметил самое необычное из убийств.

Случилось это на двадцать четвертом году его жизни. Он готовился исполнить последнюю песню в своем сольном концерте. Джилл сидела за столиком у сцены, потягивала апельсиновый сок и помогала ему нежным взглядом карих глаз. Пока все шло хорошо, гитара звучала как надо, голос не подводил, зрители тепло встречали каждую песню. Но он чувствовал, что пора поставить точку и уединиться с Джилл в комнатке за сценой. Концерт он хотел закончить на высокой ноте и, перебирая в уме достойные песни, развлекал публику байками из своей жизни.

— Нет, нет, подружки и друзья, это правда. Однажды я чуть было не подписал контракт с «Чес рекордз». Из «Чес»^[2] ко мне пришел парень по фамилии Кинг, но я видел, что он просто хочет сделать Зака Бишопа своей пешкой. Он был стопроцентным гомиком и потратил всю ночь, чтобы уговорить меня, но в конце концов я сказал: «Возвращайся, когда сможешь показать мне чек, приятель».

Зрители ответили дружным смехом^[3], а Джилл показала ему нос. При этом она подняла подбородок, открыв ложбинку

--">