Майкл Джон Харрисон - Пустота

Анна. – На сексуальной почве. Твой отец в этом отношении был куда лучше.

– Анна, эта информация для меня избыточна.

Марни родилась из чувства вины и облегчения, вызванного пропажей – потерей – Майкла в ту ночь на Мэнн-Хилл-Бич. Озадаченная Анна вернулась домой в Лондон и бросилась в постель к первому встречному. Только так можно было примириться с собой, особенно на таком расстоянии оттуда. Она ни о чем не жалела, хотя временами воспоминания заставляли ее относиться к Марни с особенной нежностью. Тут ее посетила внезапная обескураживающая вспышка: Майкл согнулся над ней во тьме, и кто-то из них говорит нечто вроде: «Искры! Везде искры!»

– Анна? Анна, мне идти надо. Поздно уже. Полночь.

– Ой, правда, дорогая?

– Тебе завтра к доктору Альперт, – напомнила ей Марни.

– Боюсь, что я не помню в деталях зачем, – ответила Анна неуверенным, но исполненным протеста тоном.

– Хорошо, что я все записала.

Анна, испытав неожиданный прилив зависти и любви, произнесла:

– О, Марни, надеюсь, тебе нравится секс. Было бы отвратительно думать, что ты лишена столь прекрасной услады.

– Я тебя на станцию отвезу утром. Спокойной ночи, Анна.

«Ну и зачем я звонила?» – спросила себя Анна. Ответа не последовало, так что она удалилась к двери кухни и выглянула. Между садом и рекой, на изрытом кочками выгоне, фута на два-три в глубину клубился туман. Поверх мглы виднелись смутные очертания ив. Она позвала кота, предложила ему корм из крольчатины, заставила себя лечь в постель, но проснулась, как обычно, в десять минут пятого пополуночи, вся в поту и мучаясь навязчивым тяжелым жужжанием в ушах. Это было скорее ощущение, чем звук, как пыталась она объяснить доктору Альперт. «Это как чувство из сна, – сказала бы Анна сейчас. – Физическое ощущение. Я даже не уверена, я ли его переживаю». Она с трудом, чувствуя себя усталой и больной, вылезла из кровати и спустилась выпить воды. Через кухонные жалюзи сочился серый свет. Ей подумалось, что надо бы снова взглянуть на органы, или что это было, но те исчезли с блюда. Джеймс, конечно, запросто мог бы запрыгнуть на стойку и съесть их, но Анне показалось, что органы просто растаяли. Осталась только капля жидкости, достаточно сходной с обычной водой, чтобы смыть в раковину. Анна решила, что есть с этого блюда больше не будет.

Каждую ночь, с той поры как Майкл ушел в море, Анна спускалась позвать кота, унести раскладной стул с лужайки, чтобы не промок, или посмотреть на звезды. Где бы ни жила. И каждую ночь ей снился один и тот же сон.

«Я звонила, – подумала она, – просто чтобы с кем-нибудь поговорить».

Наутро она прогуляла визит к доктору Альперт, пересела на вокзале Виктория и поехала все дальше и дальше через районы с разными почтовыми индексами, пока по другую сторону от Бэлхэма, как ей показалось, не узнала извивы и ласточкины хвосты улиц и перекрестков на склоне холма. «ОРХИДЕЙНЫЕ НОГОТКИ», возвещали указатели на выходе со станции, «СТОМАТОЛОГИЧЕСКАЯ КЛИНИКА „МЯТНЫЙ ЖЕМЧУГ“». Анна вышла из вагона и задумчиво побрела по улице, заглядывая в окна пустых домов. Плана у нее не было. Ей нравились тихие жилые кварталы, а в особенности дома с четырьмя спальнями в фальштюдоровском стиле, с лаврами и изгибами дорожек по одну сторону сада. Чем более заброшенным казалось место, тем выше был шанс, что оно привлечет внимание Анны. К середине дня она решила, что находится на Сайденхэм-Хилл. Она прошла много миль под эмалевым послеполуденным светом, посягнув на право собственности владельцев десятка домов для среднего класса. Она устала. У нее ныли колени. Она заблудилась. С ней это случалось уже не впервые.

Оказалось, что это не Сайденхэм-Хилл, а Норбитон, место, названное в честь вымышленного пригорода из романа эдвардианской эпохи^[2]. Анна зашла в кафе при станции, села выпить чаю и высыпала на стол содержимое сумочки. Обычный хлам: остатки косметики, перчатка (одна), записная книжка с именами людей, которых она никогда больше не увидит, разрядившийся телефон. Рецепты лекарств, сложенные очень маленькими конвертиками, монеты – иностранные и вышедшие из употребления. И старый внешний жесткий диск: его она подняла на ладони.

Диск был размерами дюйма два на три, с закругленными, органического вида краями, и гладкая тусклая поверхность его с одной стороны была издырявлена чередой портов FireWire; когда-то новинка и последний писк техномоды, а теперь старомодная игрушка, которую легко перепутать --">