Сергей Юрьевич Кусков - Узел Гордея

Сергей Юрьевич Кусков
Узел Гордея

Рассказывают еще такую историю…

1

Будто бы однажды летним вечером в маленьком древнегреческом городке местная научная интеллигенция, которую в то время всю оптом, без деления по специальностям, называли "философами", собралась в саду на обычные вечерние посиделки – поговорить о природе вещей, о смысле жизни и прочей натурфилософии.

Как водится, скинулись по мелочи, взяли кувшинчик критского розового, быстренько его ополовинили и быстренько же, ввиду летней жары и слабой закуски, окосели. И в своем привычном состоянии большинство предалось любимой забаве, а именно – стало дразнить, травить и не по-доброму разыгрывать молодого начинающего философа по имени Гордей. Или, по-древнегречески, Гордий. С ударением на первом слоге.

Заметим здесь, точности ради, что Гордей был философом хотя и начинающим, но никак не молодым. Сорок с лишком ему набежало, и почти две трети из них провел он в море. Ходил на торговых судах; сначала юнгой, потом матросом, а последние годы – кормчим. Плавал за Столбы Геракла и дальше на юг, туда, где море от жары густеет наподобие сиропа, а смола, которой смолят борта, наоборот, становится совсем жидкой и не держится между досок. Люди, что выходят там на берег из лесной чащи, черные, как головешки; и даже Гелиос, бог Солнца, ведет свою огненную колесницу по северной стороне небосвода – где прохладнее. И на север случалось ему ходить, к туманным Касситеридам, их еще италийские моряки называют Альбионом; и севернее, к острову Туле, за которым совсем недалеко, рассказывают (и сам он, своими глазами, тоже видел!), купол небес опускается в океан, а дальше нет ни земли, ни моря. Три раза тонули суда, на которых он плавал; месяц просидел на острове у берегов Галлии, думал, зима начнется – конец, но, слава богам, греческое судно шло мимо, подобрали.

Чудом избежал он плена в последнем плавании, когда карфагенский корабль напал на них на подходе к Столбам. Греки повернули на запад, в Океан, несмотря на то, что надвигался шторм. Карфагеняне, хотя и считаются хорошими моряками, не рискнули преследовать их вдали от берега, предоставили собственной судьбе… Трое тогда спаслись, Гордей в том числе. Выгребли к кантабрийскому берегу обломками весел, сидя верхом на обломке мачты.

После этого спасения, вернувшись в Элладу, Гордей впервые задался вопросом: зачем он все эти годы рисковал собственной жизнью, не позволяя себе даже завести семью, чтобы в случае чего не оставить жену вдовой, а детей сиротами? Захотелось узнать, есть ли в этом какой-то смысл, или судьбы людские – всего лишь игры богов.

Гордей оставил море и, с умом распорядившись небольшими сбережениями (он понемногу откладывал, особенно в последние годы), приобрел домик в маленьком городке к северу от Коринфа. У него еще немного осталось, и он мог посвятить какое-то время не работе, а поискам смысла жизни; и эти поиски привели его к местным философам.

Поначалу обе стороны показались интересны друг другу. Гордей рассказывал им о море и чужих берегах; философы мало что понимали из его слов, но не признавались в этом, дабы не уронить авторитета. В свою очередь, он спрашивал их о смысле жизни – о том, что его интересовало прежде всего. Из их ответов он вообще ничего не понял, в чем честно признался; а когда ему снисходительно объяснили, что философские истины доступны лишь посвященным, заявил о своем намерении войти в их число.

Это намерение вызвало в среде философов сильнейшее неприятие и возмущение, но сказать прямо: дескать, шел бы ты, моряк, с печки бряк, до своей матросни – им не позволяло воспитание, и они принялись доводить до него ту же мысль полу- и четверть-намеками. Разговаривали при нем непонятными словами, а когда он просил объяснить, что это такое, демонстративно ужасались: как можно не знать простейших вещей! Говорили этими же словами о нем самом, а он даже обидеться на них не имел возможности: то, что он посчитал бы обидным прозвищем, вполне могло на поверку оказаться изощренным философским термином. Пару раз он так купился, а эти гады ржали, как кентавры!

Но и представления философов об окружающем мире часто решительно расходились с личным опытом Гордея. Один, например, всерьез утверждал, что Земля не плоская, а круглая, как шар, и небо – не купол, а тоже вроде шара, и ни в одном месте с Землей не соприкасается. Другой как-то сказал, что никаких богов на Олимпе нет; он якобы --">