Молли Глосс - Овечий сезон

Она сказала Рою, что чувствует себя уставшей как лошадь, и справится ли он, если она уедет в город в клинику скорой помощи, потом взяла один из грузовичков ранчо, проехала немного по шоссе, и свернула на изрезанную колеями дорогу, что вела вверх до Джо-Джонса.

Ночь была совершенно ясной и все было видно далеко. Она была еще в часе езды от летних пастбищ чуррос, когда начала видеть желто-оранжевое мерцание за черным гребнем хребта, слабый нимб, наподобие тех, что отмечают далекие костры на хребте летними ночами.

Ей пришлось оставить грузовик у подножья уступа и карабкаться последнюю милю или около того на ногах, пришлось вытащить фонарик из бордачка и попробовать с его помощью найти тропинку вверх, потому что дрожащее красноватое свечение к тому времени уже прекратилось, а густая пелена дыма затянула небо и затмила звезды. Глаза ее чесались и горели, из них текли слезы, однако от дыма прошло больное горло. Она поднималась медленно, дыша ртом.

Крыло выжгло шершавую дорожку сквозь можжевеловый кустарник на всей вершине и развалилось примерно на сотню кусков. Она бродила сквозь обожженные деревца и рассыпанные остатки крушения, посверкивая фонариком в дымную тьму, не ожидая найти то, что она ищет, но он был там, лежа в стороне от рассыпанных кусков металла на гладкой каменной плите у края лощины. Он дышал неглубоко и его закрытый комбинезон из короткого коричневого меха был запачкан кровью. Он лежал так, что она сразу поняла, что у него сломана спина. Когда он увидел, что Делия подходит, его лоб тревожно сморщился. Больная или раненая собака может укусить, она понимала это, но все-таки присела рядом на корточки. Это только я, сказала она ему, посветив не в его лицо, а в свое. Потом она заговорила с ним. "Окей", сказала она, "вот я и здесь", не слишком задумываясь о смысле слов, и есть ли в них вообще какой-то смысл, и только потом она смогла вспомнить, что очень похоже он вообще был глухим. Он вздохнул и перевел взгляд от нее куда-то вдаль, где, как она предположила, он уже видел приближающуюся смерть.

На близком расстоянии он не так сильно напоминал собаку, только формой длинной головы, торчащими вверх ушами и круглой темнотой своих глаз. Он лежал на плоской земле на боку, как собака, которую переехала машина, и которая умирает на обочине, но и человек лежал бы точно так, когда умирает. У него были лишенные ногтей ладони с маленькими пальчиками там, где у пса были бы передние лапы. Делия предложила ему отхлебнуть из своей бутылки с водой, но казалось, что он ее не хочет, и она просто тихо с ним сидела, держа его за руку, которая была гладкой, как у ягненка, по сравнению с потрескавшейся и загрубелой плотью ее ладони. Батарейки фонарика сели, и, сидя там в холодной тьме, она нашла его голову и гладила ее, легонько проводя шершавыми пальцами по кости его черепа, вокруг мягких ушей, слабых челюстей. Может, это и не было для него особенно утешительным, но она сама находила утешение, делая это. Конечно, окей, ты можешь уходить.

Она слышала, как он вздыхает, потом вздыхает снова, и всякий раз думала, не пришла ли его смерть. Она задумалась, что койот, или особенно собака, поняли бы про этого собакоподобного человека, и сейчас, пока она прислушивалась, ожидая услышать, задышит ли он снова, ей подумалось, что жаль, что она не захватила с собой Алису или Хесуса, хотя совсем не из того старого любопытства. Когда ее муж умирал несколькими годами раньше, в тот самый момент, когда он делал свой последний вздох, пес, которого она тогда держала, дико разлаялся и забегал взад-вперед от входной до задней двери дома, словно он видел или слышал что-то невидимое ей. Люди говорили, что это душа ее мужа выходила в дверь или входил его ангел. Она не знала, что этот пес видел, или слышал, или чуял, но хотела бы знать. А теперь она хотела, чтобы какой-нибудь пес был рядом и служил свидетелем.