Евгений Львович Войскунский , Исай Борисович Лукодьянов - Аландские каникулы

добавил Новиков неожиданно для самого себя.

— Почему вдруг заторопился?

— Многое надо сделать перед отлетом.

— Куда еще собираешься лететь?

— Куда, куда… В Пятую межзвездную.

Буров с экрана всмотрелся в Новикова.

— Решил все-таки?

— Да.

— Алешка… Ну, мы еще поговорим, я к тебе прилечу. Ладно! Все правильно.

Все правильно, подумал Новиков, запихивая видеофон в карман. Нельзя, понимаете, товарищи, просто нельзя, чтобы было неправильно. Вы же превосходно знаете, что в Космос ходит около одной сотой процента населения планеты и большинство космонавтов работает в пределах Системы, и следовательно…

Он вздрогнул от холодных брызг, упавших ему на спину, и живо обернулся. Витька, ухмыляясь, стоял позади, готовый к игре, и Новиков не обманул его ожиданий. Он погнался за Витькой, и тот, хохоча на все Аландские острова, пустился наутек. Минут десять они прыгали по скалам и кружили вокруг сосен. Потом улеглись на пляже, локоть к локтю.

— Скучно тебе без заостровцевских девочек? — спросил Новиков.

— Надо же и отдохнуть наконец, — совершенно по-взрослому ответил Витька. — Пап, что такое догматизм?

— Догматизм? — Новиков стал объяснять.

— Понятно, — сказал Витька, выслушав. — А кефалометрия?

С большим или меньшим трудом Новиков одолел с десяток вопросов. Но на ипотечном кредите он сдался.

— Не знаю, — сказал он сердито. — И знать не хочу. Где ты выкапываешь такие словечки?

Витька предложил сыграть в шахматы в уме. На одиннадцатом ходу они жестоко заспорили: Новиков не мог понять, как Витькин конь очутился на с5, а Витька утверждал, что конь стоит там с шестого хода, и считал себя вправе взять отцовского ферзя на с17.

— Ладно, сдаюсь, — проворчал Новиков. — За тобой, как я погляжу, нужен глаз да глаз.

— За мной не нужен глаз да глаз, — твердо сказал Витька. — Просто нужно лучше запоминать… Пап, где ты высадишься — на Бюре или на Симиле?

Новиков повернул голову и встретил Витькин взгляд — прямой, доверчивый. Он вдруг испытал радостное ощущение душевного контакта, который почему-то был утрачен, а вот теперь возник снова.

— Ты слышал наш разговор с Буровым?

— Я как раз выходил из воды, когда вы говорили. Пап, я думаю, надо на Симиле.

— Ну, раз ты так думаешь… — Новиков усмехнулся.

Вейкко пришел за ними на той самой старенькой яхте, на которой привез их сюда. Новиков и Маврикий быстро погрузили вещи.

— Вам понравилось у нас? — спросил Вейкко.

— Да, очень, — ответила Марта с улыбкой.

Эта слабая улыбка, будто приклеенная к лицу, появилась у нее еще вчера, когда Новиков сообщил Марте о своем решении. «Я знала, — ответила она ему вчера, — я так и знала…» И вот тут-то у нее и появилась эта застывшая улыбка.

— Приезжайте к нам каждое лето, — сказал Вейкко.

— Да… может быть… — Марта оглянулась на Маврикия и его планктонных соратников. — Что ж, давайте прощаться.

— Мы проводим вас до Мариехамна, — сказал Маврикий.

— А рачков на кого оставите? — спросил Новиков. — Как бы они не разбрелись по всему Балтийскому морю.

— Не разбредутся. Они у нас ручные.

Вейкко оттолкнулся от пирса. Взвились паруса. Яхта, кренясь и покачиваясь, пошла к фарватерной вехе. Следом тронулись «стрижи» планктонной станции.

— Почетный эскорт, — засмеялся Витька.

— Хотите? — Вейкко протянул Марте шкоты.

Она отрицательно покачала головой. Новиков покосился на нее. Марта все улыбалась, но в ее глазах, устремленных на удаляющийся остров, стояли слезы.

Новиков тоже стал смотреть на остров. Утренние тени лежали на бурых скалах, сосны смыкали вверху негустые зеленые кроны.

Милые Аланды, подумал он. Когда-то я увижу вас снова?

Рисунки Ю. Ефимова

--">