В Поздняков - Случай на улице Капуцинов. Рассказы

POLARIS

ПУТЕШЕСТВИЯ ПРИКЛЮЧЕНИЯ • ФАНТАСТИКА LXXVII

В. Поздняков СЛУЧАИ НА УЛИЦЕ КАПУЦИНОВ Рассказы

ЧЕРНЫЙ КОНУС Рис. Н. Дормидонтова

ГЛАВА 1 Мастерские профессора Шольпа

— Одним словом, мистер Макс, если дело будет и дальше идти так, все полетит к черту! — и Бакич, рубанув в воздухе вытянутой вперед ладонью, кивнул в сторону застекленной двери налево.

Макс Шольп, высокий и бледный молодой человек, тоже посмотрел на дверь и тяжело вздохнул. С самого раннего детства эта дверь в жизни его и всех домашних занимала огромное место, превращаясь по временам в своеобразное «табу», о котором говорили шепотом, около которого ходили на носках, стараясь не шуметь — застекленная дверь в конце коридора.

— Вы знаете, мистер Макс, — продолжал Бакич, пригибаясь к собеседнику и таинственно приподнимая брови, — он за последнее время почти не пускает меня ни в кабинет, ни в мастерские. Я из его секретаря превратился в какого-то парня, которому изредка разрешают потоптаться на пороге, исполнить какое-нибудь пустяковое поручение, — и только. У нас сейчас в мастерских идет такая возня, какой раньше никогда не бывало… Сверлят, полируют, точат — и просто мешают друг другу… И, главное мистер Макс, никто, даже Мюлов, не знает, что мы такое сооружаем… Ведь вам знакома милая манера вашего папаши — никого не посвящать в свои тайны до поры до времени, а затем преподнести миру такую штуку, на которой репортеры в три дня наживают столько денег, сколько ваш покорный слуга едва заработает в год.

— Послушайте, Бакич! — устало проговорил Макс. — У вас тоже очень милая манера во всяком деле обращать внимание на денежную сторону. Уверен, что на другой день после Варфоломеевской ночи вы бы стали подсчитывать убытки гугенотов.

Бакич ответил принужденным смешком.

— Преувеличиваете, мистер Макс! Нуда, впрочем, не в этом дело. Я вызвал вас на этот разговор только потому, что, как вы, может быть, и сами заметили, с вашим отцом творится что-то неладное… Он невменяем. Кричит, волнуется из-за каждого пустяка и чудачит. Вчера, после того, как мистер Андерсон показал ему только что выточенную какую-то не то втулку, не то трубку, он сначала прощупал ее со всех сторон измерительным циркулем, а потом схватил Андерсона и прошелся с ним по мастерской фокстротом. И было не смешно! Когда такие люди, как профессор Шольп, танцуют фокстрот, — жутко, мистер Макс!

Застекленная дверь кабинета внезапно отворилась, и в проеме ее, засунув, руки в карманы, показался профессор Шольп, маленький, сухой, с целой копной седых волос, похожий на Момзена старик.

— А вы все врете, Бакич! — неожиданно сильным для его маленькой фигуры голосом сказал он.

Бакич встал. Почтительно наклонившись к Шольпу, он придвинул к нему освободившееся кресло.

Тот отрицательно мотнул головою.

— Вот что, Макс! — медленно и задумчиво начал он. — Теперь и вы, Бакич, можете слушать. Если произойдет на этих днях нечто, что встряхнет немного человеческий муравейник, то все это, — он указал рукою по направлению кабинета и мастерских, — придет оттуда.

Бакич насторожился. Как понтер на стойке, он весь потянулся к Шольпу, и в глазах его мелькнул жадный огонек. Профессор внимательно посмотрел на него, потом хитро улыбнулся и продолжал:

— Бакич, я вам сейчас покажу что-то, чем вы будете изумлены чрезвычайно! — Шольп пошарил в кармане, Бакич затаил дыхание и уставился на руку профессора.

Тот продолжал шарить. Бакич не дышал, весь побледнев от напряженного ожидания.

И вдруг, резким движением выдернув руку из кармана, Шольп выбросил к рысьему лицу Бакича обыкновенную комбинацию из трех пальцев — старческих, маленьких, как у ребенка, и обтянутых пергаментной кожей пальцев.

Бакич зашипел. Шольп рассмеялся неприятным стариковским смехом, погрозил Бакичу пальцем, повернулся и направился в кабинет. Дверь щелкнула и глотнула его; так собака, щелкнув зубами, глотает на лету брошенную ей подачку.

Вечерело. В открытое окно холла врывался аромат угасающего июльского дня, — пахло вялой --">