Гарм Видар - Чёртово колесо

Гарм Видар ЧЕРТОВО КОЛЕСО

«…Эти бессмысленные хрустальные замки, на поверку, чаще всего оказываются из картона или в лучшем случае из фанеры. И возвышаются они фанерными обелисками, превращая мир в кладбище несбывшихся чаяний, в мемориал тщетности попусту растраченных усилий. В гигантский гиперболизированный Диснейленд, где главным аттракционом является — парад человеческих аллюзий…»

Д. П. Стар

— Ставлю на черное, — лениво говорит Прайс, — как обычно.

— Тогда я вынужден поставить на красное, — откликается Виктор, — из уважения к складывающимся традициям.

— На семьдесят семь! — улыбаясь Дитриху, говорит Лиз. — А вы, Дитрих?

— Я — пас.

— Ну, Дитрих, не стройте из себя паиньку, — миролюбиво ворчит толстый Макс. — Не отрывайтесь от коллектива! Берите пример с меня: на красное, на тринадцать и на… скажем… сорок девять.

— Если так стоит вопрос, — пожимает плечами Дитрих, — тогда… я ставлю… на тройку!

— Вот и прекрасно! А вы, Каролайн? — толстый Макс, прищурившись от дыма неизменной сигары, торчащей в правом уголке его рта, вопросительно смотрит на Каролайн.

— Что вы сказали? — слегка испуганно переспрашивает Каролайн, беспомощно глядя то на Макса, то на Виктора.

«Дура! Боже мой, какая дура!» — раздраженно думает Виктор. — «Большим дураком мог быть только тот, кого угораздило жениться на ней.»

— Керри, милая, — говорит Лиз таким голосом, словно общается с душевнобольной. — Мы играем в рулетку. На что ты ставишь?

— Я… наверное… на Виктора, то есть я хотела сказать, как Виктор на красное, — Каролайн неуверенно улыбается и неожиданно твердо добавляет:

— И еще на четверку.

— А ты, Эрих? — спрашивает Лиз, не глядя на мужа.

— На нечетное, — нехотя отвечает Эрих, думая при этом:

«Она строит глазки, как самая дешевая потаскуха. А он даже не смотрит на нее. Сколько я должен терпеть ее выходки? Теперь вот на горизонте возник этот Дитрих… Ну почему такому дураку, как Виктор, так везет? Если бы Лиз, хотя бы раз глянула на меня так, как Каролайн смотрит на этого напыщенного хлыща…»

— Я ставлю на четное, — заявляет Харди, холодно улыбаясь, но не адресуя улыбки кому-либо конкретно. — Ставки сделаны! Бросаю шарик…

ШАРИК: «А, черт! Опять вперед. Опять крутись, как дрессированная обезьяна. Опять по мановению чьей-то руки жизнь превращается в безумное чертово колесо. Все кувырком. Голова-ноги, ноги-голова… Где начало, где конец? И все во имя чего? А, черт!»

— ЧЕРНОЕ! — объявляет Харди.

Дитрих вздрагивает, а Виктор с досадой констатирует:

— Вам везет, Прайс.

— Как обычно, — откликается Прайс, и в голосе его сквозит скука…

ЧЕРНОЕ

Сырой промозглый туман заползает змеей за воротник и ползет дольше вниз по позвоночнику. Прайс поеживается и осторожно рукавом плаща смахивает водяные капли с блестящего черного ствола. Автомат приятно оттягивает плечо и внушает уверенность. А что особенно приятно — молчит. Спутник же Прайса, суетливый, мелкий и невыносимо нудный, молчания просто боится.

— Нет, правда, не то чтобы он сильно мешал… Вы понимаете меня? А так, в общем… Просто его время прошло… Он вроде, как балласт, а от балласта, рано или поздно, жизнь вынуждает избавляться. Вы понимаете меня?

Прайс понимает и от этого ему скучно вдвойне.

— Я думаю, что и для него это будет лучший выход… Вы понимаете меня? Только боюсь, он этого не понимает. И даже более того, он, по моему, начал что-то подозревать. А может… Вы понимаете меня?

— Это он? — негромко спрашивает Прайс, но прежде чем успевает выслушать ответ, видит короткие яростные вспышки…

И лишь потом приходит звук автоматной очереди. Чужой автоматной очереди…

На груди Прайса расплывается огромное ЧЕРНОЕ пятно.

— Кажется, в этот раз мне не повезло, — бормочет Прайс, но все равно в его голосе сквозит скука.

Теперь уже можно разобрать, что пятно не ЧЕРНОЕ, а КРАСНОЕ.

— Ставки сделаны! — объявляет Харди и бросает шарик на вертящееся колесо рулетки.

ШАРИК: «Игра! Жизнь! Суета… А цели? А средства?! Всевластие случая, или волюнтаризм закономерности? Господи, как мне все это надоело!!!»

— КРАСНОЕ! — мрачно говорит Харди, глядя на непомерно возбужденного Виктора.

— Кажется, в этот раз, мне не повезло, — бормочет Прайс, но все равно в его голосе сквозит скука.

--">