Николай Юрьевич Ютанов - Прилетаево

головы мелькал в древовидных дудках и тимофеевках. Надломанная игла мысли прыгала на дебильной фразе университетских времен «если на город сброшена атомная бомба, немедля приступайте к тушению склада ГСМ…» Зеленый пламень волной взлетел над дорогой и метнулся на площадь. Затанцевал в зрачках мажористых мальчиков и полупьяных старичков. Ниткой черных четок подлетели черные «волги». Щелкнули дверцы. Вышли лидеры. Областной мэр с выкаченным подбородком, незаметно прогрессирующим в живот. Смуглый подполковник с улыбкой доктора Джекиля и глазами мистера Хайда. Кучка белощеких серых костюмов для отряхания плеч и поднятия век.

— Товарищи! — Мэр выкатил руку с противогазом. — …мировой империализм… отнестись с пониманием… да…

— Между прочим, — сказал песочный старичок, смущенно выдыхая в ладошку пары вермута и поворачиваясь к коллегам, — германский-то канцлер приказал бункерсверу выметаться из бункеров и прекратить «идиотические игры»!.. Мужики, может, красненького?..

Зеленое пламя взметнулось к тополям. Усталые глаза на бесцветных лицах, больных или пропитых. Мыльные пузыри в двубортных пиджаках, медленно всплывающие над крышами, лопающиеся на ветру и заливающие дома цементной сыростью. Огородные пугала с фонарями пуговиц, окнами орденских колодок и кокардами на чугунках. Танки и звездолеты, облицованные золотыми червонцами. Подводные лодки и межконтинентальные снаряды, сложенные из свиных окороков, женских трусиков и кочанов капусты. Чаны с биопассиваторами и суперфосфатами, льющие гнойные дымы в стада кривобоких длиннозубых лошадей. Громадный мясистый пелвис, молотом вбивающий в душную грязную пену приподнятые головы человеков. И мумия фараона, несостоявшимся щелкунчиком кувыркающаяся вниз по склону треснувшей пирамиды…

Санька попробовала ногой мягкую воду. Пружина волны мотнула поплавок и разбилась о танк с аммиаком. Санька подсекла, плотвуха искрой вылетела из черной воды. Санька прищурилась на солнце. В полузатопленном лозняке хлюпнула рыба. Надо полагать, Денис уже не придет. Леска с писком легла на удочку. Санька сковырнула невостребованного шитика, нашипела на своенравный крючок и пропихнула прут кукана под жаберную крышку плотвы. Солнце запрещающе краснело на склоне небосвода. Санька вскарабкалась по темной железной лестнице аммиачного танка. Из-под гнутого люка одуряюще пахло семикопеечными коржиками. Санька спустилась на берег и побрела по угольной пыли. Возле брошенного экскаватора лежала мертвая сорока. Санька поковыряла ее удочкой:

— Траванулась собачка…

С угольной горы Санька заглянула в кабину. На сиденье грелась зеленая плесень. Стекляшки примитивной приборной доски закакали сороки. Денис врал, что после захода солнца сюда приходит Крези Диггер — бессмертная совесть не выполнившего план экскаваторщика. Кре-Ди лезет в кабину, дергает ручки и отчаянно матерится. Но экскаватор давно мертв, и план выполнить не удается. Кре-Ди плачет, поет до утра песни о трактористах, напившихся пива, а случайных прохожих заставляет чинить экскаватор. Санька с испугом глянула на солнце, покатившееся по горизонту. Врал-то врал, но хрен его… Она лихо сбежала с угольной кучи на шпалы заброшенной узкоколейки.

Небо приторно отражалось в голубых пятнышках льна. Ветер летел по полю, и казалось, что земля, словно лошадь, трясет шкурой, сгоняя назойливых оводов. Саньке почудилось, что трава шевелится, настороженно трогает ее пальцы и пятки, словно проверяет — свой ли… Возле высоковольтной линии появились дозорные шмели. Они летели над травой, сглатывая солнечный свет титановым ворсом толстых холок. С тропинки взметнулась пыль и горячим наждаком хлестнула по ногам. Санька вскрикнула и отпрыгнула в траву. И снова земля повела травяной шкурой. Пыль зазмеилась вдоль тропинки. Санька стряхнула на ладонь длинную желтую ягоду малины и пошла в обход через крапиву.

Санька прошла в тени стальной опоры под равномерным жужжанием высоковольтной линии, рассекающей поле наискосок. Она вдруг вспомнила, что обещала маме вернуться пораньше. Вездесущий запах аммиака остался позади. Здесь пахло горячей пшеницей и вечерней рекой. В натекающем сумраке Санька увидела, что в ее следах качается низкое зеленое пламя. Она макнула кончик удочки в горящую пыль.

— Эй, пацан? — сказал из полумрака высокий голос. — Дай-ка папироску…

— Я — не пацан, — сказала Санька. — Я — --">