Minor Ursa - Реализаты (СИ)

нам-то какая разница? — возразил первый голос. — Главное, чтобы он не потёр то, ради чего всё это затевалось.

Ясно, подумал Бенжи, это всё эти чёртовы деньги, и приготовился тереть отложенные в UМА коды.

Однако одновременно с этой мыслью в него ворвалась такая тугая высокочастотная зыбь, что то, что ещё несколько секунд назад было его волей, расплавилось и испарилось, как маленькая капля воды с огромной раскалённой сковороды. Он так и не почувствовал ни страха, ни скорби. Он просто понял, что время, проведённое в этом кресле, станет концом его неуклюжей противоестественной жизни.

— Смотри, Джейк! — удивлялась тем временем так горячо любящая его реальность. — Похоже, я нашёл то, что нужно! Вот жеж засранец! Он засунул их себе в UМА! Да это всё равно, что я прятал бы ключи от дома у себя в желудке!

И сама себе отвечала:

— Да вижу я. Только не пойму, почему ты умиляешься так, словно он вместо головы засунул их себе в задницу.

Реальность сжигала его и говорила, говорила, говорила, а Бенжи слушал, и внутри у него подымалась такая тонкая и нежная жалость к ней, — одинокой, не знающей, что это такое — быть одной из многих, быть нужной, быть любимой, что сквозь плавящую его дрожь он поднапрягся и в почти оргазмическом приступе отдался ей весь, до капли, — с кодами, воспоминаниями и планами на предстоящую вечность.

2. 2322 год. Ая

Ае было десять, когда всё началось. Начало было грустным и прозаичным: от рака мозга умер её отец. Высох и сморщился за полтора года практически у неё на глазах.

Сперва медным тазом накрылась его работа на Лунных причалах. Вместо неё в их жизнь вошли мамины слёзы, врачи, анализы и бесконечные очереди среди таких же, как он — несчастных и тихих жертв непонятно чьего злого умысла. Потом, после почти полугодового хождения по всяким инстанциям, всё ещё создающим видимость наличия в стране здравоохранения, отцу дали инвалидность. Первую группу, с которой он смог наконец-то сесть дома в кресле и тихо нянчить свою опухоль.

Опухоль была неоперабельной, но и не вредной. У него почти не было приступов головных болей и всякой другой ерунды, казалось бы, обязательной при таком серьёзном положении вещей. Просто понемногу он стал ходить гулять с ними не так далеко и не так часто. Просто через какое-то время у него стал косить глаз, смещаемый в сторону живущим внутри его черепа безжалостным монстром. Но он пока всё ещё улыбался, глядя на Аю:

— Вот вроде ты здесь одна, вот я вроде смотрю прямо на тебя, а вижу, что вас тут сидит двое.

И Ая всё ещё улыбалась ему в ответ:

— Папка, глаз — это такая ерунда. Вот увидишь, всё будет хорошо.

А потом "хорошо" закончилось.

Как-то однажды отец потерял сознание на улице у дома и попал в больницу.

Когда они с матерью оставили его там, и он стоял у окна, печально и одиноко глядя им вслед здоровым правым глазом, Ая впервые почувствовала неладное.

Впоследствии неладное только сгущалось и концентрировалось, формируя реальность, которой она не желала.

Через неделю отца отпустили домой, так как держать его на государственном обеспечении не имело особого смысла: оперировать нельзя, колоть нельзя, а ждать логического конца можно и дома.

В первое время дома он пытался читать. Буквы двоились у него в глазах, и он то завязывал, то просто закрывал рукой непослушный левый глаз и продолжал. Но чудовище внутри не унималось. Оно жило и жирело, продолжая давить на глазные нервы и мозжечок, высасывая из носившего его тела все соки.

И Аин отец понемногу сдавал: всё тяжелее ему было вставать по утрам и сидеть в кресле. Он сначала слёг, затем перестал читать. Затем начались боли. А затем он просто целыми днями тихо слушал радиоклипсу и угасал.

Это стало основным его занятием.

Врачи скорой помощи, наведывавшиеся к ним во время его приступов всё чаще и чаще, кололи ему смесь снотворного и анальгетиков и сокрушённо качали головами, глядя на мать:

— Что же вы, милая, ничего ему не колете?

— Он очень не хочет, — плача, отвечала им мать.

Отец не хотел.

— Не расстраивайся, папка, — шептала Ая, глядя на отцовское лицо, превратившееся в обтянутый кожей череп. — Ещё всё будет хорошо.

А сквозь ноздри этого черепа всё явственнее просвечивал живущий внутри него зверь, и Ая радовалась тому, что отец уже почти слеп и не может увидеть ужаса, который плещется у неё в глазах.

— Да что я, — еле ворочая непослушным --">