Алексей Резник - Черная Шаль. Книга 1

Алексей Резник Черная Шаль. Книга 1

© Прокопец В. Д., 2015

* * *

Сказки замороженных строек

С некоторых пор талантливейший доктор филологии Александр Сергеевич Морозов начал покидать каждую ночь стены своей уютной холостяцкой квартиры и с японским магнитофоном, оснащенным мощнейшими микрофоном и усилителями, куда-то уходить до самого рассвета. Заметьте – позднего и тусклого зимнего рассвета. Жил он один и своими ночными прогулками, естественно, не мог побеспокоить несуществующих домочадцев. Его возвращений с ночных прогулок некому было ждать, и никто радостно не вздрагивал, когда примерно в восемь утра наконец-то тихонько раскрывалась квартирная дверь и в теплый темный коридор вваливался насквозь промерзший и смертельно уставший «профессор Сашка» (как прозвали его пролетарии-соседи).

Осторожно, почти неслышно захлопывая за собой дверь с лестничной площадки, он включал в коридоре свет, бережно ставил сумку с магнитофоном возле телефонной тумбочки, некоторое время почти бессмысленно щурился на тускловатую лампочку, потирая озябшие руки и словно бы о чем-то глубоко задумывался – о чем-то запретном для человеческой психики и ему самому непонятном. Подобное состояние патологической задумчивости, внешне оформленное, как бессмысленное разглядывание тусклой лампочки в коридоре, длилось обычно три-четыре минуты, по истечении которых Александр Сергеевич вздрагивал, что означало выход из транса. Добрые близорукие глаза самого уникального филолога мира приобретали осмысленное выражение, он наклонялся, расшнуровывал и скидывал тяжелые зимние ботинки, проходил в ванную комнату, наполнял ванну горячей водой, лежал в ней минут пятьдесят, отмокая и отогреваясь после очередной ночной экспедиции.

Согревшийся и освеженный, Александр Сергеевич нехотя поднимался из ванны, обтирался гигантским махровым полотенцем с изображенной на нем полуобнаженной, хмельной и полногрудой красавицей, находившейся в состоянии эротического экстаза, обматывал полотенце вокруг худых волосатых бедер и отправлялся на кухню заваривать кофе и жарить яичницу с колбасой.

Плотный вкусный завтрак неизменно вызывал релаксацию, одновременно с последним глотком кофе веки начинали предательски смыкаться, и, собирая остатки силы сознательной воли, ускользающей в сладкий мир снов, профессор Морозов добирался до холостяцкой кровати, на которой примерно шесть часов крепко спал непробудным богатырским сном.

Ну а затем… начиналась работа, специфика которой прямиком вытекала из результатов ночных отлучек. Александр Сергеевич проходил в кабинет, заставленный диковинной звукозаписывающей и дешифровальной аппаратурой, включал магнитофонные записи, сделанные ночью, голову украшал наушниками и принимался за расшифровку диких и странных шепотков, уловленных чутким японским микрофоном среди голых бетонных стен и ржавых арматурин, торчавших под самыми противоестественными и безобразными углами в промозглой пустоте, заключенной между голыми бетонными стенами.

Александр Сергеевич был филологом от Бога и только ему одному в целом мире оказалось сужденым услышать страшное слово: «Въейцехейлейгьз» и профессиональной интуицией ощутить наполняющий таинственное и жуткое слово смысл – звук скольжения тела человека равномерно ускоренно по внутренней поверхности трубы, изогнутой куда-то вниз на неизвестную глубину. С едва ли не суеверным трепетом он чувствовал, что стоит на самом пороге разгадки какой-то диковинной и неприглядной тайны, притаившейся где-то совсем недалеко от ясных, простых и понятных повседневных забот человечества…

Целостное представление о мире дало длинную извилистую трещину около двух месяцев назад прямо в разгар развеселой Новогодней ночи, когда профессор Морозов, как и десятки миллионов его соотечественников, «отрывался» по полной развлекательной программе, спланированной таким образом, чтобы создалось ощущение, словно трудовые будни никогда не наступят.

В середине декабря он получил эту двухкомнатную квартиру в долгостроившемся доме от своего родного университета. Панельный девятиэтажный дом доводился до кондиции почти восемь лет и, в конце-концов, был сдан в эксплуатацию, но, увы, со всех сторон оказавшись окруженным своими менее удачливыми собратьями, продолжавшими печально и немо смотреть на мир пустыми глазницами оконных проемов, нелепым --">