Николай Николаевич Железников - Голубой уголь

добра привезли на новую квартиру, — вздохнул Деревяшкин. — Надолго, видно, приехали.

— Добра-то надо бы побольше, не хватит, — ответил Комлинский. — Чтобы через полтора месяца не положить зубы на полку, надо поискать зверья.

После обеда решили обследовать ледяное ущелье. Ковров отправился вверх. Бураков с механиком Комлинским пошли вниз. Каждый из них вооружился винтовкой и мотыгой.

Комлинский с Бураковым, подойдя к остаткам передней гондолы, второй раз исполнили роль могильщиков. Потом отправились дальше. Больше часа шли они по довольно ровному льду. В стенах — ни одного пологого места или такой трещины, через которую можно было бы выбраться наверх. Везде отвесный лед.

Бураков был впереди. На одном из поворотов ущелья он радостно вскрикнул. Отставший Комлинский подбежал к нему.

— Открытая вода!.. — кричал Бураков.

Едва завернув за угол, Комли некий зажмурился от яркого света. Сперва ему показалось, что они вышли на совершенно открытое место. Потом, оглядевшись и посмотрев вниз на темную воду, он мрачно проговорил:

— С большим правом вы могли бы сказать; закрытая лоханка…

— И правда!.. Что за чорт… — сокрушенно пробормотал Бураков.

Перед ними был почти четырехугольный бассейн около трехсот метров ширины и более четырехсот длины. С боков и впереди он замыкался отвесными ледяными стенами, хоть не такими высокими, как в ущелье, но все же уходившими вверх достаточно далеко, чтобы привести пленников в уныние. Правда, поперечная стена была менее гладкой, на ней имелись разнообразные выступы, но выбраться здесь, очевидно, еще менее представлялось возможным, так как в нижней части стены, на высоте около двадцати метров, лед большим бугром выдавался вперед. По бокам бассейн окаймляли словно припаянные к стенам дорожки льда, шириной в несколько метров. Вместе с небольшим ледяным полем, отделявшим наших разведчиков от воды, эти дорожки составляли букву «П» с широкой верхней перекладиной.

— Ловушка, — сказал Комлинский.

— Ловушка… — уныло повторил Бураков.

Оба они прошли — каждый по одной из боковых дорожек — до поперечной стены, молча поглядели друг на друга через воду и молча же повернули обратно.

Назад к лагерю возвращались медленнее: и дорога была трудней — в гору, и устали, и — главное — глухая стена там, за бассейном, лишила надежды, с которой пустились в разведку.

Когда они вернулись в лагерь, Ковров уже был там. Выслушав их сообщение, он нахмурился.

— И вверху не лучше. В пяти километрах отсюда точно такая же стена… Мы надежно зарылись…

— Ледяная тюрьма, — пробормотал Алфеев.

II. Гости

Обед прошел в тяжелом молчании. Бессвязное бормотание и выкрикивания бредившего Марина наводили еще большее уныние. После обеда никто не сдвинулся с места. Горячка первых хлопот прошла, и теперь никто не чувствовал достаточно побудительной причины, чтобы предпринимать что-нибудь. Представление о неприступных стенах ледяного погреба, в который они попали, парализовало всякие другие мысли. Это общее уныние было самым страшным бедствием, которое могло постигнуть потерпевших крушение во льдах. Оно было заразительно. Оно могло отнять самое ценное, оставшееся после аварии у небольшого коллектива: товарищескую спайку, бодрость и инициативу, то-есть все то, что давало надежду выбраться или хотя бы продержаться возможно дольше. Ковров отлично это сознавал. Но результаты рекогносцировки так обезоружили механика, что он не находил в себе силы сделать попытку рассеять опасные настроения в самом начале. Совершенно неожиданно выручили раненые. Их обеспокоило напряженное молчание. Рюмин, у которого было сломано ребро, завозился.

— Что случилось? — спросил он.

— И правда, — внезапно раздался голос географа Жукова. — Мы ничего не знаем. Информируйте нас.

Осинский и механик Степанов тоже зашевелились. Ковров вынужден был сделать краткое сообщение.

— Очевидно здесь твердая земля, — сказал Жуков.

— Твердость такая, что дальше ехать о некуда, — вставил Деревяшкин, — но земли мало, можно сказать — вовсе не видать.

— Смотреть на нее нечего, лишь бы она из-под ног не ушла, — продолжал Жуков. — Представьте себе, что, наша тюрьма свободно плавает в океане. В один далеко не прекрасный день стены ее могли бы сдвинуться вплотную — вроде мельничных жерновов. А тогда нас — сами понимаете — стерло бы в пеммикан. --">