Джон Герберт Варли - «Багатель»

пробных замахов, но понял, что уже не может сосредоточиться. Он решил сделать передышку и узнать, кто его беспокоит.

— Мне нужен ваш совет, — сказала Бах без всяких предисловий. — Я начальник городской полиции Нью-Дрездена, Анна-Луиза Бах. Мне доложили, что на Лейштрассе находится бомба, а у меня нет людей с опытом подобных ситуаций. Можете со мной встретиться на железнодорожной станции через десять минут?

— Вы с ума сошли? У меня уже семьдесят пять очков и еще две лунки: легчайший метровый удар на семнадцатой и нужно загнать последний мяч за пять ударов, а вы ожидаете, что я вместо этого буду участвовать в каком-то розыгрыше?

— Вы уверены, что это розыгрыш? — спросила Бах, надеясь, что он скажет «да».

— Ну, в общем-то, нет. Я ведь только что об этом узнал. Но девяносто процентов за то, что это обман.

— Отлично. Продолжайте свою игру. И раз вы так уверены, я закрою «Горящее дерево» на время чрезвычайной ситуации. Ну, чтобы вы точно никуда оттуда не делись.

Бирксон все обдумал.

— Как далеко до этого вашего «Лейштрассе»?

— Около шестисот метров. Пятью уровнями выше вас и одним сектором в сторону. Не беспокойтесь. Наверняка между вами и «муляжом бомбы» десяток стальных стен и перекрытий. Просто сидите там, хорошо?

Бирксон ничего не ответил.

— Я буду на станции через десять минут, — сказала Бах. — В специальной капсуле. Последней, прежде чем туннели закроются на пять часов.

Она повесила трубку.

Бирксон подумал о толщине стен подземного укрытия. Затем вернулся на траву и взмахнул клюшкой. Он ударил по мячику, направляя его в лунку, и услышал довольный стук, когда мячик достиг цели.

Нетерпеливо оглядев восемнадцатый флажок, Бирксон рванулся к зданию клуба.

— Я скоро вернусь, — крикнул он через плечо.

Капсула Бах опоздала на две минуты, но ей пришлось подождать еще одну, прежде чем объявился Бирксон. Она курила, стараясь не смотреть на наручные часы.

Он вошел внутрь, все еще держа клюшку в руке, и головы их дернулись назад, когда капсула снова начала набирать ход. Двигалась она недолго и вскоре остановилась. Дверь не открылась.

— Кажется, система, перегружена, — поерзав, сказала Бах.

Ей не понравилось, что городские службы отказывают в присутствии этого землянина.

— А-а, — сказал Бирксон, сверкнув улыбкой несчетным количеством квадратных зубов. — Паническая эвакуация, без сомнения. Вы не закрыли железную дорогу, не так ли?

— Нет,-ответила Бах.-Я... думала, что у людей будет больше возможности убраться подальше на случай, если эта штуковина все-таки взорвется.

Бирксон покачал головой и снова ухмыльнулся. Он делал так после каждой произнесенной фразы, словно в качестве запятой.

— Вам лучше закрыть город. Если это обман, то от паники и давки в любом случае погибнут и пострадают сотни людей. Уже поздно проводить эвакуацию. Возможно, вам удастся спасти пару тысяч.

— Но...

— Пусть остаются на своих местах. Если бомба взорвется, эвакуация уже не поможет. Вы потеряете весь город. И никто не будет осуждать ваше решение, поскольку вы будете мертвы. А если нет никакой бомбы, то вас даже похвалят за предотвращение паники. Делайте, как я сказал. Поверьте мне.

Бах тогда начала сильно недолюбливать этого человека, но к совету решила прислушаться. В его словах была расчетливая, холодная логика. Она позвонила на станцию и распорядилась, чтобы линию закрыли. Теперь вагонов в туннеле не будет, и там останется только капсула начальника полиции.

Они использовали несколько минут задержки до исполнения приказа, чтобы присмотреться друг к другу. Бах увидела молодого блондина с квадратной челюстью в клетчатом свитере и брюках для гольфа. У него было дружелюбное лицо, и это сильно Бах озадачило. На нем не наблюдалось ни следа волнения. Руки спокойно сжимали стальную рукоятку клюшки. Бах не назвала бы его излишне самоуверенным, но он все же выглядел довольно расслабленно.

Только сейчас она поняла, что он рассматривал ее, и заинтересовалась, что же Бирксон такого увидел, раз положил руку ей на колено. Бах могла бы дать ему пощечину, но просто остолбенела от этой наглости.

— Что вы... уберите руки... вы, нахал!

Рука Бирксона двинулась вверх. Кажется, оскорбление его ничуть не смутило. Он повернул свое кресло и дотянулся до руки Бах. Его улыбка была ослепительной.

— Я просто подумал, что раз уж мы тут застряли, почему бы нам не узнать друг друга поближе. Что в --">