Станислав Лем - Заклятие превидизма

Лем Станислав ЗАКЛЯТИЕ ПРЕВИДИЗМА

Я давно уже заметил, что степень точности выдумок в беллетристике может быть существенно независимой от точности предвидения вообще. Иначе говоря, удачные предсказания могут прятаться в неудачных с литературной точки зрения произведениях (et vice versa). Можно легко привести пару конкретных примеров. В «красной утопии», каковой было написанное мной «Магелланово облако», и которое я, кстати, не разрешаю переиздавать ни в Польше, ни за ее границами (поскольку это «утопия коммунизма»), можно найти по крайней мере два вида прогнозов, которые были реализованы в последующие сорок лет. То, что сейчас называется data base и является основным информационным ресурсом, предназначенным для различных экспертов или «сетевиков» (я имею в виду Интернет), в «Магеллановом облаке» я назвал «трионами». Это можно легко проверить, раскрыв книгу. А так называемая «видеопластика» из «Облака» — это предвосхищение «виртуальной реальности»: мои астронавты, хоть и живут в замкнутом космическом корабле, могут испытывать ощущения, будто находятся в джунглях, на море и т. д. А в еще более соцреалистическом рассказе «Топольный и Четверг», вышедшем в сборнике «Сезам», полном и других столь же скверных новелл, из-за чего я не соглашаюсь переиздавать и их, говорится о сверхтяжелых элементах трансурановой группы, а также о методе, с помощью которого можно «перескочить» через нуклиды, более тяжелые, нежели уран и торий, но распадающиеся с огромной скоростью, то есть неустойчивые, к таким элементам, которые, будучи синтезированными, оказываются устойчивыми, поскольку их ядра не подвергаются самопроизвольному распаду: так вот, повторяю, рассказ убогий, но о таких элементах, как цели нуклеарного синтеза, теперь уже говорят физики.

С такого рода прогнозами, которые иногда являются существенной частью фабульного скелета беллетристического повествования, я оказался в затруднительном положении, когда писал «Философию случайности», книгу о теории литературы. А трудно мне было прежде всего потому, что непонятно, стоит ли, а если стоит, то как следует оценивать внехудожественные, а значит, и внелитературные, достоинства удачных предвидений, размещенных в «неудачном», а точнее, плохом произведении. Ведь если выдается просто «обычный прогноз», лишенный претензий, свойственных «художественной литературе», то при его оценке нет никаких препятствий и закавык: или футурологическая гипотеза оказывается меткой (хотя бы наполовину), или же она попросту ничего не стоит. Однако неизвестно, является ли прогностический вклад в литературное произведение отдельной ценностью, совершенно или частично независимой от художественного качества, или же это вообще не так. Эту проблему можно, конечно, расширить таким образом: будем ли мы считать, что произведение (главным образом, SF) имеет прогностическую или познавательную (эпистемологическую) ценность, или нет. Здесь следует (в некоторой степени отступив от темы и едва ли не с диверсионными целями) заметить, что точные науки довольно широким фронтом вошли нынче в такое фазовое пространство, что провозглашаемые в них новейшие гипотезы часто все меньше подвержены (или вообще не подвержены) экспериментальной проверке («CORROBORATION» в смысле Поппера), а потому как бы начинают приближаться к областям, до сих пор находящимся в компетенции исключительно SCIENCE FICTION. Не говорю, что это хорошо, и не утверждаю, что это плохо: и вообще это не я обнаружил данную тенденцию (в «Одре» я писал об этом, ссылаясь на американца Хогана (Hogan), одного из редакторов «Scientific American», журнала, который вообще никогда никакой беллетристики, ни фантастической, ни нефантастической, не печатает). Это проблема одновременно имеет характер как познавательный, так и философский — из области философии науки или ненормативных эстетик. Пока что я попросту не знаю ответа на этот вопрос, ибо когда мы имеем дело с плохим произведением, содержащим исполнившуюся прогностическую начинку, это примерно то же самое, как если бы мы взяли в руки сгнивший фрукт, который нельзя употреблять в пищу, в то же время содержащий в себе косточку, в которой оказывается скрытым отборное зернышко.

Одна ученая дама, американская критикесса, в опубликованной рецензии на произведения Лема заметила сходство концепции, на которой основана книга лауреата Нобелевской премии Ж. Моно (J. Monod) «Hazard et necessite» («Случай и необходимость»), и --">