Александр Александрович Богданов - Праздникъ безсмертiя

скульптурой. Въ теченіе восьмидесяти лѣтъ онъ былъ не менѣе великимъ скульпторомъ, давшимъ міру много прекрасныхъ вещей. Отъ скульптуры онъ обратился къ литературѣ: за сто лѣтъ написалъ двѣсти драмъ и до пятнадцати тысячъ поэмъ и сонетовъ. Потомъ почувствовалъ влеченіе къ живописи. Художникомъ онъ оказался зауряднымъ. Впрочемъ, техникой искусства онъ овладѣлъ въ совершенствѣ, и, — когда справлялъ пятидесятилѣтній юбилей, — критики въ одинъ голосъ пророчили ему блестящую будущность. Въ качествѣ человѣка, подающаго надежды, онъ проработалъ еще около пятидесяти лѣтъ и занялся музыкой: сочинилъ нѣсколько оперъ, имѣвшихъ нѣкоторый успѣхъ. Такъ, въ разное время Фриде переходилъ къ астрономіи, механикѣ, исторіи и, наконецъ, философіи. Послѣ того онъ уже не зналъ, что дѣлать… Все, чѣмъ жила современная культура, его блестящій умъ впиталъ, — какъ губка, — и онъ опять вернулся къ химіи.

Занимаясь лабораторными опытами, онъ разрѣшилъ послѣднюю и единственную проблему, надъ которой долго билось человѣчество еще со временъ Гельмгольца, — вопросъ о самопроизвольномъ зарожденіи организмовъ и одухотвореніи мертвой матеріи. Болѣе никакихъ проблемъ не оставалось.

Работалъ Фриде по утрамъ. И изъ спальной отправился прямо на верхъ, — въ лабораторію.

Подогрѣвая на электрическомъ накаливателѣ колбы и наскоро пробѣгая въ умѣ давно извѣстныя формулы, которыя не было надобности даже записывать, — онъ переживалъ странное чувство, все чаще посѣщавшее его за послѣднее время.

Опыты не интересовали и не увлекали его. Давно во время занятій онъ уже не испытывалъ того радостнаго энтузіазма, который когда-то согрѣвалъ душу, вдохновлялъ и переполнялъ всего его высшимъ счастьемъ. Мысли неохотно двигались по избитымъ, хорошо знакомымъ путямъ, сотни комбинацій приходили и уходили въ повторяющихся и наскучившихъ сочетаніяхъ. Съ томительнымъ тягостнымъ ощущеніемъ пустоты въ душѣ онъ стоялъ и думалъ:

— Физически человѣкъ сталъ — какъ Богъ… Онъ можетъ господствовать надъ мірами и пространствомъ. Но неужели человѣческая мысль, — о которой люди христіанской эры говорили, что она безпредѣльна, — имѣетъ свои границы? Неужели мозгъ, включающій только опредѣленное количество нейроновъ, въ состояніи произвести также только опредѣленное количество идей, образовъ и чувствъ, — не болѣе?..

— Если это такъ, то…

И ужасъ предъ будущимъ охватывалъ Фриде.

Съ чувствомъ глубокаго облегченія, чего никогда не бывало прежде во время занятій, онъ вздохнулъ, услышавъ знакомую мелодію автоматическихъ часовъ, возвѣщающую о концѣ работы…

IIІ.

Въ два часа Фриде былъ въ общественной столовой, которую посѣщалъ ежедневно только потому, что здѣсь встрѣчался съ членами своего многочисленнаго потомства, большинства которыхъ онъ даже и не зналъ.

Онъ имѣлъ около пятидесяти человѣкъ дѣтей, двѣ тысячи внуковъ и нѣсколько десятковъ тысячъ правнуковъ и праправнуковъ. Потомствомъ его, разсѣяннымъ въ разныхъ странахъ и даже въ разныхъ мірахъ, можно было бы заселить значительный городъ въ древности.

Фриде не питалъ къ внукамъ и дѣтямъ никакихъ родственныхъ чувствъ, какія были присущи людямъ прошлаго. Потомство было слишкомъ многочисленно для того, чтобы сердце Фриде вмѣстило въ себя любовь къ каждому изъ членовъ его семьи. И онъ любилъ всѣхъ той отвлеченной благородной любовью, которая напоминала любовь къ человѣчеству вообще.

Въ столовой ему были оказаны знаки публичнаго почтенія и представленъ совсѣмъ еще молодой человѣкъ, — лѣтъ двухсотъ пятидесяти, — его правнукъ Марго, — сдѣлавшій большіе успѣхи въ астрономіи.

Марго только что возвратился изъ двадцатипятилѣтней отлучки; онъ былъ въ экспедиціи на планетѣ Марсъ и теперь съ увлеченіемъ разсказывалъ о путешествіи. Жители Марса — мегалантропы — быстро восприняли всѣ культурныя завоеванія земли. Они хотѣли бы посѣтить своихъ учителей на землѣ, — но ихъ громадный ростъ препятствуетъ имъ осуществить это желаніе, — и теперь они заняты вопросомъ о постройкѣ большихъ воздушныхъ кораблей.

Фриде разсѣянно слушалъ разсказъ о флорѣ и фаунѣ Марса, о каналахъ его, о циклопическихъ постройкахъ марсіанъ… И все, о чемъ съ такимъ пыломъ говорилъ Марго, нисколько не трогало его. Триста лѣтъ тому назадъ онъ одинъ изъ первыхъ совершилъ полетъ на Марсъ и прожилъ тамъ около семи лѣтъ… Потомъ онъ совершилъ еще раза два-три коротенькія --">