Денис Гербер - Петля Герострата

Денис ГЕРБЕР Петля Герострата

Рассказ

— Сегодня взрывать не смогу, — сказал Джамиль. — Кажется, заболел.

Я смотрел на него сверху и чувствовал, как внутри закипает бешенство. Дали бы волю — взял бы пистолет и пустил пулю в этого симулянта. Завтра, может, так и сделаю. Два последних дня Джамиль выдумывал то один повод, то другой, лишь бы не приступать к работам. Сегодня он, видите ли, заболел.

— Чем ты заболел, ублюдок? — спросил я, едва сдерживая гнев. Не пристало командиру выходить из себя.

— Вот, смотри, — не поднимаясь, Джамиль вытянул трясущуюся руку. — Я не смогу установить взрывчатку, пока это не прекратится.

Его лоб блестел от испарины, глаза налились красным, но я все же чуял обман. Может, он и не симулирует, но что-то скрывает. Я всегда чувствую такое — недаром же обучался искусству допроса, трудился на пакистанской таможне и дважды был женат.

— Твое счастье, что других специалистов нет, — сказал я. — Слышал, что стало с прежним?

Конечно же, он слышал. Пять дней назад присланный из города взрывник сорвался с высоты и сломал ногу. Лечить его не стали. Абдул, глава нашего отряда, изрешетил его из автомата и велел найти нового. Из Кабула привезли этого Джамиля — отыскали его на какой-то стройке. Теперь он нещадно тянул время. Целый день ему понадобился на осмотр объекта, потом он уехал за собственным скалолазным оборудованием и потерялся на двенадцать часов. Сегодня у него тряслись руки.

— Говорят, ты работал с шурави? — спросил я.

— При чем здесь это?

— Ты афганцев убивал?

— Конечно, нет! Я работал на стройках. Строил школы и больницы. И скалы взрывал, чтоб дороги прокладывать.

— Ты строил дома захватчикам и предателям. Ты прокладывал дороги, чтобы их танки продвигались дальше и убивали нас. Ты взрывал мечети.

— Что?! — Он вытаращился от удивления и страха. — Не было такого!

— Если ты не взорвешь эти проклятые статуи — будет так. Завтра же! А если твои ручонки не перестанут трястись, клянусь, я их отрублю!

Он опустил голову.

— Хорошо, я постараюсь.

— Постараешься? — переспросил я, понизив голос. — Не знаю такого слова — «постараюсь». Либо да, либо нет.

— Я сделаю, как ты сказал. Взорву их.

Буддийские статуи пытались уничтожить уже как минимум трижды, каждый раз убеждаясь, что сделать это непросто. Огромные фигуры, высеченные прямо в скале, не сдавались человеку. Со своей пятидесятиметровой высоты они безмятежно взирали поверх долины с чахлой растительностью, поверх вспаханных угодий и городка, в котором минареты едва выглядывали из-за малоэтажных строений. Казалось, что помыслы идолов столь же возвышенны и чисты, как афганское небо. Правда, с недавнего времени надменности у них поубавилось. Лицо одной из статуй повредили артиллерийским огнем, а на голове второй подожгли автомобильные покрышки, и она закоптилась до черноты.

Нынешние события в Бамианской долине, где дислоцировался мой отряд, будоражили весь мир. После того как мулла Омар призвал уничтожить идолов, культурные деятели планеты в один голос завопили о варварстве, хотя до этого, я был уверен, знать не знали о статуях. «Дикость удручает и озадачивает», «Талибы посягают на культурное наследие человечества», «Ужасно видеть расчетливое хладнокровие», «Решение „Талибана“^[1] бросает тень на весь ислам»… Читая западные газеты и журналы, мы хохотали над подобными заголовками, они придавали нам уверенности. Все мировые лидеры привыкли болтать, а здесь, в Афганистане, на красивые речи и правильные слова не обращают внимания. Здесь уважают силу.

Силу… Последним, кто предпринял хоть какие-то действия, был Карим Халили. Он сумел поднять восстание в Бамиане и на несколько дней вытеснил нас из провинции. Несколько дней — всего-то! После трех выигранных сражений «Талибан» вернулся и надежно обосновался в долине, всерьез и надолго. Дело ведь не в поганых статуях: тут, в Бамиане, единственный проход через Гиндукуш. Это место стратегически важно.

Следующим утром, собираясь к Джамилю, я прихватил мачете, подаренное мне инструктором тренировочного лагеря. Я вправду намеревался отсечь взрывнику руку, если она по-прежнему дрожит. Дальше откладывать я не мог, мне самому могло не поздоровиться. Абдул поручил это мне, и скоро он должен вернуться.

Джамиль уже проснулся. Он был улыбчив и бодр. Свои --">