(starless sinner.) - Смерть на белых крыльях (СИ)

Ланселотом. А ведь тогда руку к этому приложил Дарклинг. Буквально приложил.

Гудки обрываются.

— Одна убийца решила позвонить другому убийце? — Дарклинг тянет слова, как если бы вскрывал её ножом.

— Убирайся оттуда, — Алина сглотнула бы, да только нечем. — Убирайтесь сейчас же.

По другую сторону разливается молчание.

— Я не шучу, — рычит она.

— Что ж, они преуспели раньше меня, — произносит Дарклинг задумчиво. Алина почти видит его в кабине нового Найтмера, наблюдающего за происходящим с ужасающей скукой. Шлем наверняка лежит подле.

— И загнали тебя в угол. Прискорбно, ведь я хотел быть первым, — он, святые, смеётся. У Алины кровь леденеет в жилах.

— Ты крайне милостива ко мне, мой белый рыцарь, — добавляет Дарклинг.

Алина видит пики дворца впереди. Сможет ли она промедлить и дать возможность им уйти? Дать возможность находящимися там людям, мирным людям, выжить?

Она кусает губы. Это второе предательство с её стороны. Она не может лишиться Ланселота. И не может использовать новое оружие.

Как долго теперь проживёт вера в то, что систему можно изменить изнутри? Та самая вера, которая не даёт примкнуть к Дарклингу?

И какова вероятность, что всё это — продуманный им план, похожий на разыгрываемую партию в шахматы? Алина знает: Василию не тягаться с ним. Даже не будь у Дарклинга Гиасса.

Она крепче сжимает в пальцах рычаги. Можно было бы угробить себя тут же, ведь «Фрейя» предназначена именно Ланселоту, но отданный приказ выжить не даст ей этого сделать.

Выбора нет, как и всегда.

Алина выдыхает судорожно. Она солдат. Она рыцарь. И если для спасения народа Равки ей придётся снова поступиться принципами и помочь врагу — что ж, она это сделает.

— Не обольщайся, — говорит она, стараясь не думать о кварцевых глазах. Не вспоминать другое имя.

— Это моя последняя милость тебе, — добавляет Алина и уводит Ланселота на снижение.

--">