Джин Родман Вулф - Пятая голова Цербера

Джин Вулф Пятая голова Цербера

От автора

Это поворотная история, которая изменила всю мою жизнь. И по-настоящему странно то, что я понял это еще до того, как это произошло. В то время я писал в основном для серии антологий «Orbit» Деймона Найта; продал Деймону несколько рассказов, приглашался и ездил (дважды, кажется) на его Милфордскую конференцию писателей-фантастов.

Он купил эту историю и пришел от нее в полный восторг. И когда я сказал, что хочу представить ее на следующем собрании литературной мастерской в Милфорде, Деймон вполне резонно возразил, что она не нуждается в исправлениях. Однако я ответил, что хочу услышать, что о ней скажут другие, и в конце концов сумел его уговорить.

Время пришло. Мы только что купили новую машину, — маленькую и дешевую, но совершенно новую. Я возвращался на Милфордскую конференцию (которую любил) с историей, в которую верил. В десяти или двадцати милях от Милфорда, Пенсильвания, я выехал на вершину холма и увидел на дороге желтые точки. Это были щеглы, и, когда моя новенькая машина приблизилась к ним, они взлетели золотым ливнем, льющимся с земли. У меня нет слов, чтобы описать насколько счастлив я был в тот момент, когда почувствовал, что впереди меня ждет совершенно новая жизнь.

Так и было. Она ждала.

Джин Вулф

От переводчика

Встречающиеся далее по тексту комментарии (ссылки в фигурных скобках) содержат сюжетные спойлеры. При их составлении были использованы материалы сайта «Cave Canem» Роберта Броски, а также эссе Марка Арамини «Доказывая гипотезу Вейла: методы понижения дисперсии, личиночные жизненные циклы на примере Восточного Ветра, и Дети Тени верхом на Болотных жителях в Пятой голове Цербера».

С пожеланием приятного чтения,

Алексей Никулин

Пятая голова Цербера

Когда побеги снег накрыл,

и филины кричат,

И в мерзлой чаще воет волк,

и жрет своих волчат.

Сэмюэл Тейлор Колридж, «Сказание о Старом Мореходе»^{1}

Нравилось нам это или нет, но в детстве нас с Дэвидом отправляли спать рано. Летом, к примеру, нам часто приходилось укладываться еще до захода солнца, а поскольку наша спальня находилась в восточном крыле дома и широкое окно, что выходило во внутренний дворик, было обращено к западу, яркий розоватый свет часами струился по комнате, пока мы с братом, развалившись на кроватях, наблюдали за искалеченной обезьянкой отца, слонявшейся по облезлому парапету, или же одна за другой делились историями на бесшумном языке жестов.

Спальня наша располагалась на последнем этаже, а окно было оборудовано витыми коваными ставнями, открывать которые нам строго-настрого запрещалось. Вероятно, причиной тому были опасения, что если ставни вдруг окажутся открытыми, то однажды дождливым утром (когда только и можно рассчитывать, что на крыше, обустроенной под своего рода сад наслаждений^[1], никого не окажется) грабитель спустится вниз по веревке и проберется в нашу комнату.

Конечно же, этот предполагаемый и необычайно смелый преступник вряд ли стал бы вламываться в дом, чтобы просто похитить нас. Дети, будь то мальчики или девочки, ценились в Порт-Мимизоне крайне невысоко. Об этом я знал от своего отца, который некогда и сам промышлял подобной торговлей, но затем бросил это бесприбыльное дело. Правда или нет, но каждый (или почти каждый) знал какого-нибудь специалиста, который по разумной и невысокой цене мог достать все, что душе заблагорассудится. По большей части таких людей интересовали дети бедняков и отпрыски беспечных родителей. Всего за несколько часов они могли доставить клиенту и темнокожую рыжеволосую девочку, и толстушку, и шепелявую, и светловолосого мальчугана вроде Дэвида, и темноволосого кареглазого мальчика вроде меня.

Сомневаюсь также, что тот воображаемый смельчак стал бы удерживать нас ради выкупа, несмотря даже на то, что в определенных кругах наш отец прослыл исключительным богачом. Тому было несколько причин, одна из которых заключалась в том, что лишь немногие знали о нашем с Дэвидом существовании, но и те искренне полагали, что отцу мы безразличны. Не могу судить с уверенностью, но одно знаю --">