Роберт Энсон Хайнлайн - Пасынки Вселенной

кивнул в сторону ученика, — даже у него их нет, хоть он и в двадцать раз толковее тебя. Ты не поверишь, он и тысячи строк за день всосать не может, а надеется сесть на мое место, когда меня не будет. Да когда я был учеником, я эту тысячу строк читал про себя на сон грядущий, как колыбельную. Бурдюки вы дырявые — вот вы кто!..

Хью пришлось долго ждать пока старик выговорится. Наконец тот спросил:

— Так ты хотел задать мне вопрос, парень?

— Вроде того, Свидетель.

— Ну так задавай. Что ты мямлишь?

— Вы когда-нибудь забирались наверх так высоко, где уже нет веса?

— Я? Конечно, нет. Я ведь был Свидетелем, учился своему призванию. Нужно было запомнить строки всех Свидетелей до меня, а на развлечения для пацанов времени не было.

— Я надеялся, что Вы скажете мне, что там может быть…

— А, ну это другое дело. Я никогда туда не забирался, но во мне память стольких из тех, кто лазил наверх, сколько ты никогда не увидишь. Я старый человек. Я знал отца твоего отца, а перед тем его деда. Что ты хочешь знать?

— Ну…

Что же он хочет узнать? Как задать вопрос, который был всего лишь ноющей болью у него в груди? И все же…

— Для чего это все, Свидетель? Зачем все эти уровни над нами?!

— Э? Что это ты?.. Во имя Джордана, сынок — я Свидетель, а не ученый!

— Ну… я думал, Вы должны знать. Извините.

— А я знаю. Ответ — в Строках из «Начала».

— Я слышал их.

— Послушай еще раз. Все ответы — там, если у тебя хватит мудрости понять их. Помогай мне. Впрочем, нет — дадим возможность моему ученику проявить свои знания. Эй, ты! Строки из «Начала» — и следи за ритмом.

Ученик облизал губы и начал:

Джордан был допрежь начала; до всего

были мысли одинокие его,

И была до человека пустота,

что безжизненна, безвидна и пуста.

Породило одиночество порыв

и стремленье, путь решению открыв;

И воздета длань Создателя была,

и Корабль сплотился из его тепла —

Протяженья добрым полнились жильем,

был хранилищ для зерна велик объем;

Переходы, всходы, двери и чулан —

для покуда не рожденных поселян.

И решил Творец, что мир уже готов

к восприятию венца его трудов.

Человек замыслен был венцом всего,

но ключа не оказалось от него.

А ведь диким, без бразды и борозды,

он испортил бы Создателя труды.

И Всевышний Уложенья даровал —

хаос в людях ограничил и сковал.

Чтобы каждый, целям маленьким служа,

неустанно и незримо приближал

Воплощение высоких дум Творца,

чтоб порядок снизошел во все сердца.

Джордан создал для работы Экипаж

и Ученых — направлять единый План.

А судьею — так решил Создатель наш —

был поставлен над народом Капитан.

То был Золотой Век!

Только Джордан в совершенство облачен,

а у прочих совершенства нет ни в чем:

Зависть, Жадность и Гордыня ищут нас,

чтоб в умах свои посеять семена.

Первым их в себе взрастил зловещий Хафф —

проклят будь, слуга гордыни и греха!

Насадив сомненье ли, безверье ли,

бунт его советы злые разожгли;

Кровь творений Божьих запятнала пол,

Капитан в Полет безвременный ушел.

Повсеместно грех возобладал в умах,

и пути Народа проглотила Тьма…[3]

Старик ударил мальчишку по губам тыльной стороной ладони.

— Заново!

— Сначала?

— Нет! С того места, где ты ошибся.

Мальчик замялся, потом исправился:

…Повсеместно грех возобладал в умах,

и пути Народа поглотила Тьма…

Мальчишечий голос бубнил, стих за стихом, многословную, но невнятную старую-престарую историю о грехе, бунте и времени тьмы. Как наконец возобладала мудрость и тела главарей смутьянов были отправлены в Конвертор. Как некоторые из смутьянов спаслись от Путешествия и породили первых мутов. Как выбрали нового Капитана после многих молитв и жертвоприношений.

Хью неловко ерзал, переступал ногами. Разумеется, ответы на его вопросы были здесь, ведь это Священные Строки, но он не мог охватить их разумом. Что все это значит? Неужели в жизни нет ничего, кроме еды, сна и, в конце концов, долгого Путешествия? Разве Джордан не хотел, чтобы его поняли? Тогда откуда эта боль в груди? Этот голод, который не проходит даже после доброй еды?..

Когда, поспав, Хью разговлялся, к дверям --">