Александр Операй - Злой человек

– И многим ты дал здесь приют?

Старик рассмеялся. Дико, визгливо, словно ребенок.

Он вынул из кучи хлама у очага две ржавые чашки и разлил в них еду. Серая масса со вкусом гороха и слизкого чеснока оказалась съедобной. Я глотал кашу быстро и жадно.

Ели молча.

После ужина я выкурил сигарету. Очаг угасал.

Старик громко кашлял.

Его хлипкое тело тряслось и трещало. Похоже, что под кожей у него остались лишь кости. Мышцы, сухожилия, вены и кровь давно испарились, высохли на солнце и превратились в песок.

Старик прошептал:

– Скоро умру.

– Ты здесь давно?

– Не знаю. Время какое-то странное. Может быть около месяца или больше ста лет. Я не стал бы ручаться. Моя память подводит. Зрение портится. Все, как за грязным стеклом. Иногда снаружи день, а я думаю, что все еще ночь. Всюду песок. И смотреть-то не на что. Тени ползут каждый раз в одну и ту же сторону. Я такой примитивный. И кошки скребут. Слышишь? За дверью.

– Это ветер гонит песок по пустыне.

– Вокруг нас, – старик разводит руками, – мертвецы.

– Ты слишком долго был одинок.

Старик фыркнул.

– Я встретил Бога. Он говорил мне.

– И что он сказал?

Старик подался вперед.

– Бог сотворил человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; потому что другие образы были уничтожены, когда он пробудился от тысячелетнего сна. Понимаешь, о чем я?

– Нет. Я не ищу откровения.

– Помолись вместе со мной. На удачу. За хороший путь.

– Глупости. Завтра я поеду дальше и ничего не случится.

Старик смеется припадочным смехом, а затем харкает кровью.

Может быть это рвота.

Я вижу, как что-то черное растекается у него по груди. Будто волосы.

– Эта пустыня тянется до конца. До самого края. Мертвая та сторона. Каменные изваяния и руины. Мертвые племена. Они до сих пор шепчут молитвы битым камням. Но зло существует. Оно не желает избавить мир от страданий. Там всегда суховей. Царство смерти. Это и есть сама смерть. Миллиарды умерли не от старости. Их голоса бродят между руин, слоняются там. Не видят друг друга. Глухие к словам. Они верят, что зло дарит свободу. Насилие и убийства. И грех человека испортил совершенство лучшего мира. Но все ерунда. В час, когда проснешься один, встань и проломи себе череп. Ты увидишь, что внутри нет ничего. Там оболочка, соломой набитое тело. И все что здесь останется: бодрствуй и молись.

Старик замолчал. Его дыхание сбилось. Он долго ворочался на куче мусора и одежды, прежде чем опять зашептать:

– Поезжай за белыми облаками, которые по утрам появляются на горизонте. Они исчезнут к обеду, но ты запомни в какой стороне их заприметил. Там найдешь Владивосток номер 4 и остатки каменных стен и руины других городов, разрушенные ураганами, они осыпаются уже тысячи лет и превратили землю в пустыню. Ты увидишь, как мертвецы возвращаются из забвенья в безжизненный мир, чтобы снова молиться во славу Господу нашему Богу.

Я проснулся перед рассветом.

Чувство такое, будто очнулся в могиле. Потолок слишком низкий. В комнате запах грязной одежды и немытого тела.

Старик все лежит на спине и пялится в потолок.

Его крысиная грудь неподвижна. Губы высохли и почернели.

Я знаю.

Он мертв.

Синюшная кожа. Трупные пятна.

Он улыбается слишком долго. Это радость похожа на отупение. Все закончилось. Вся любовь, ненависть, память и боль.

Я беру старика на руки и несу в холмы за домом. Его седые волосы слиплись. Он теперь словно ребенок. Мне хочется сказать ему об этом. Хочется, чтобы он рассмеялся.

Земля твердая. Копать тяжело. Ветер бросается пылью.

Лопата скользит и упирается в трещину между камней.

Я убираю часть грунта. Песок осыпается. Реальность крошится, как печенье.

Воздух плавится над пустыней.

Я опускаю старика на дно ямы.

Я говорю ему:

– Смерть – это полицейский. Смерть – это священник. Смерть – это телевидение. Смерть – это дьявол. Смерть – это ангел. Смерть – это Бог, убивающий себя.

Ветер сменил направление и стал задувать с юго-запада.

Солнце исчезло. Мир стал серым, желтым и красным.

Пыльная мгла. Ржавая, сухая и мертвая.

День внезапно становится ночью.

Бескрайняя и зловещая тьма окружает меня со всех сторон.

Теперь ничего не осталось. Только укрыться в лачуге и ждать наступления рассвета. Может быть, я протяну еще несколько часов прежде, чем буря наконец-то раздавит стены жилища и засыплет песком все следы. Пустыня ничем не хуже, чем любая другая могила.

Я улыбаюсь.