Валерий Иоильевич Язвицкий - Остров Тасмир

по лестнице такой радостный, а горничная его в комнаты не пускает. Он понять ничего не может и прямо к жене, а та с самим начальником на диване обнявшись сидит.

«Показалось мне, – говорит Иван Якимыч, – будто весь мир божий на мелкие стеклышки бьется и на глазах моих рушится».

Жена бледная стала, генерал пятнами пошел, но молчит, смотрит сурово…

– Что же это, в-ваше превосхо… – задохнулся бедняга.

Тут генерал топнул ногой и крикнул:

– Марш на службу, болван!..

Иван Якимыч вышел, но только на службу пришел дня через три. Все это время по кабакам пьянствовал, а там сослуживцы глаза ему открыли, со всеми подробностями рассказали. Оказалось, все это самой девицей было подстроено, и сын не его, а генерала…

Вот тут и случилось самое героическое, чего и сам Иван Якимыч объяснить не умеет.

Вошел он в департамент, чиновники все за столами сидят, а генерал как раз из кабинета выходит. Маленький он был, лысый и с голубой лентой.

Иван Якимыч почтительно этак подошел к нему, да вдруг хвать за ухо, повернул лицом к чиновникам и не своим голосом взвизгнул:

– Смотрите, господа, какие подлецы на свете есть!

Дальше ничего Иван Якимыч не помнил, у него открылась горячка. Дело в суд передано не было, а беднягу еще больным – прямо в Туруханск. Сюда его исправником и начальником тюрьмы назначили.

– Это было лет двадцать пять тому назад, накануне, так сказать, «великих реформ», после которых и мы сюда же попали, – закончил доктор, когда все встали из-за стола, а мужчины закурили трубки.

– Боже мой, – вздохнула Варвара Михайловна, – как бесправна эта царская Россия.

– Э, что это! – воскликнул Грибов, – а крепостное право с продажей и поркой людей, а кошмары с кантонистами! Нет, не понимаю я Герцена, не могу простить ему того, что он писал о Галилеянине! Нет, до тех пор, пока не будет свергнуто самодержавие, никакие реформы ничему не помогут. Нужно поднять весь народ, как подымали его Разин и Пугачев, нужно размести и уничтожить все помещичьи и полицейские гнезда! Только тогда конец царизму и произволу!..

Шнеерсон соскочил с своего стула и, сверкая глазами, страстно заговорил:

– Да, да! Я тоже так думаю! Но мало этого – я верю, слышите, всей душой верю, что настанет такой день! Настанет! Но вот теперь-то что делать? Все революционные партии разгромлены, одни из вождей казнены, другие – бежали за границу, третьи – в тюрьмах, на каторге! Что же делать, что?

Грибов быстро овладел собой и проговорил твердо и спокойно:

– Готовиться к борьбе.

– Но как, – крикнул Шнеерсон, – как?

– Я знаю, как нужно, и подготовлю восстание, – еще спокойнее и тверже сказал Грибов.

Шнеерсон молча посмотрел в лицо Грибову и потом крепко сжал его руки.

V

Когда в небе стала полыхать вечерняя заря северной весны, Варвара Михайловна ушла сдетьми спать. У доктора остался один Грибов, и они заперлись в кабинете.

– Слушайте, Давид Борисыч, – начал Грибов, – я давно работаю над изобретением крылатой машины, которая должна летать как птица…

Шнеерсон широко открыл глаза, а потом беспокойно осмотрел Грибова. Доктору показалось, что Грибов бредит, что он заболел горячкой от всего пережитого. От Грибова не ускользнуло это, и он рассмеялся.

– Я знал, что вы заподозрите меня в сумасшествии. Но не бойтесь, я более в здравом уме, чем когда бы то ни было. О моих работах знал и поддерживал их покойный Кибальчич. Впрочем, чтобы вас окончательно успокоить, я приведу вам некоторые справки.

Грибов достал неразлучные с ним записные книжки. В одной он записывал необходимые ему материалы, а в другой – свои вычисления.

– Вот, – начал он, – лет десять тому назад я прочел в одном старом английском журнале, еще за 1809 год, любопытную статью. С его пожелтевших страниц в меня ударила молния. Там была статья англичанина Кайлея. Это было гениальное предчувствие. Я выписал самое важное для себя, где Кайлей говорит о воздушной машине в таких словах: «Наклонная к горизонту поверхность дает прибору подъем. Вращающийся винт создает перемещение. Легкий двигатель, паровая машина или взрывчатый мотор, работающий от взрывов газа и воздуха, могут служить источником энергии. Хвост для устойчивости, возможность перемещения центра давления и автоматическая регулировка устойчивого положения – вот главное, что нужно в аппарате».

Грибов помолчал и спросил:

– Вы понимаете эту гениально поставленную задачу?

Но Шнеерсон нервно ерзал по стулу и --">