Ольга Владимировна Харитонова - Автонизм

тянулась долго. Было холодно, у темноты впервые был запах, металлический, солоноватый. Максим открыл глаза, закашлялся, заметался. Сел, поднявшись из мутной воды, пополз по холодному песку выше по берегу, повалился в гнилую бурую полынь. Он понял: очнулся на речном берегу. По ощущениям – стояло раннее пасмурное утро, но солнца нигде не было.

– На помо… – выл кто-то наверху, за краем обрыва. Выл, растягивал слова, закашливался до рвоты. Ветер обрывал фразы.

По песчаному склону, густо поросшему болотницей, тянулись к реке две параллельные линии – следы от шин.

Максим окончательно пришёл в себя. Он поднялся, опершись на плотный речной песок руками, покачиваясь, побрёл вверх по склону. Джинсовка продувалась насквозь, плотнела, замерзая. Правая рука запуталась в рукаве и натянула его. Максим вытащил подвёрнутый манжет, а вслед за ним высунулась ладонь. С покрасневшей от холода кожей, пока чужая, но живая, зеркально похожая на левую. Максим уставился на неё и запнулся, переступив ногами.

Он в ужасе осмотрел себя, ощупал голову, тело, ноги. Всё было на месте, всё было как прежде. Только теперь обмылок правого плеча продолжался неведомо откуда взявшимся предплечьем и кистью.

Навстречу из-за стеблей конского щавеля поднялся побелевший Ефим, зарёванный, с глазами-щёлками. Он отирал ладонями глаза, нос и непрерывно подвывал:

– На по-о-омощь… На по-о-омощь…

Он остановился, когда увидел Максима, зажмурился, ещё и ещё раз. А потом зачастил сквозь слёзы:

– Я думал, ты всё… Думал, разорвало тебя там… Боялся смотреть… Я выпил на обратном пути: хотелось-то выиграть… А потом прямо в реку… И всю ночь тут… Время обращения вышло, я боялся смотреть… Я убил тебя…

Максим взглянул на Ефима с жалостливой улыбкой и вдруг рассмеялся:

– Ты всё просрал. Опять!

Ефим смотрел растерянно: сначала на улыбку Максима, на одну его руку, затем на другую, его взгляд становился всё более удивлённым.

– А где же тогда двигатель? – спросил он, растягивая слова.

Максим, всё так же смеясь, показал ему правой рукой средний палец:

– А вот где!

Он развернулся и пошёл прочь.

***

Правая рука остановила попутку. Потом она долго лежала на раме открытого окна, по ней пробегали блики, по ней скользил ветер и поднимал редкие волоски. Правая рука держалась за автобусный поручень, потом нажимала кнопку пешеходного перехода…

Правая рука делала всё это не сразу. Она не слушалась, она промахивалась и ударялась, собирала первые в жизни ссадины и синяки. Ей было по-живому больно.

Максим думал купить Гуле букет: держать его за спиной правой рукой, пока Гуля не удивится трюку, но не встретил нигде цветочных киосков.

В подъезд удалось попасть, придержав дверь за вышедшим человеком – правая рука справилась, она быстро училась.

Максим барабанил в квартиру двумя руками. Гуля открыла не сразу, сонно выругалась:

– Что тут делаешь в семь утра?

– Я смогу держать плакат! – Максим зашёл в квартиру. – И кофе с телефоном, и… Смотри, смотри!

– Чего? – Гуля не сразу заметила. – Погоди, это как?!

– Я не знаю, не знаю… – Максим поднял перед лицом обе руки и заплакал.

--">