Александр Иозефович Ломм - Удивительные превращения Дика Мюррея

остановиться.

— Ты противный! Я не люблю тебя! — кричал мальчик сквозь громкие рыдания.

Тут же послышался голос больного:

— Вот и все… А ты плачешь!.. Отдай ему эти коробки, Клеми, и уведи его. Через час он уснет и проспит до завтрашнего утра… А доктору Кларку об этом ни слова. Обещаешь?

— Да, да, Том, обещаю! — взволнованно ответила женщина.

Доктор Кларк пожал плечами и медленно побрел обратно в комнату, где сел на диван и погрузился в задумчивость.

Тем временем Клементайн одела Дика, сунула ему в руки блестящие коробки и, всхлипывающего не столько от боли, сколько от обиды, поспешно увела прочь.

Мюррей проводил сына широко раскрытыми глазами, полными тоски.

— Прощай, Дик! Я умру, и с этим ничего не поделаешь… Но ты, сынок, будешь жить всегда! — прошептал он, когда дверь за ушедшими закрылась.

Прошло два года. Дик за это время изменился до неузнаваемости. Теперь это был рослый, крепкий, упитанный мальчуган, которому можно было смело дать не шесть лет, а все восемь.

О странной сцене с уколом Клементайн очень скоро забыла. А ведь, говоря по совести, в тот момент поступок больного брата ужасно перепугал ее. У нее даже возникло подозрение, что бедный Томас, находясь в состоянии сильнейшего душевного расстройства, решил не оставлять беспомощного ребенка одного и ввел ему в кровь смертельный яд.

Подозрение ужасное, но вполне простительное — ведь Клементайн десять лет не виделась с братом и ничего не знала ни о его работе, ни о жизни, ни о мыслях. Тревога за маленького племянника настолько захватила ее, что заглушила все тяжелые переживания, связанные с кончиной и похоронами брата. Даже во время ночного переполоха, вызванного смертью Томаса, Клементайн то и дело бегала в комнату Дика и, склонившись над кроваткой, со страхом прислушивалась к его мерному дыханию.

Но, к счастью, все ее опасения оказались напрасными. Все обошлось как нельзя лучше…

«Причуда ученого!» — решила тогда Клементайн и перестала думать об удивительном поступке брата.

А блестящие коробки и шприц она упрятала в черный саквояж, который затолкала под кучу старого хлама на чердаке. Ведь эти вещи должны были вызывать у Дика неприятные воспоминания об отце. А это ни к чему. Пусть мальчик до времени думает, что отец уехал в далекое путешествие.

Дик недолго спрашивал об отце. В смутных, мимолетных воспоминаниях или в легких, мгновенно забываемых сновидениях отец являлся ему большим и добрым человеком без определенного лица, без определенного значения.

Дни Дика были заполнены едой, играми, сказками и снова едой. Он много бегал, много ел, его любознательность была неистощима, а поразительной изобретательностью он ставил в тупик даже доктора Кларка.

Весь дом и сад были в распоряжении мальчика, и он пользовался ими во всю ширь своей неукротимой энергии и фантазии.

Но лучшими часами для Дика были те, которые он проводил с доктором Кларком.

Старый врач полюбил Дика, как родного, и отдавал ему все свое свободное время. Собственная судьба сложилась у доктора так, что он не успел обзавестись семьей, и теперь весь нерастраченный жар его сердца, вся его доброта и любовь к детям достались Дику. Их общение заключалось в бесконечных беседах, во время которых мальчик задавал уйму вопросов, а старик терпеливо и с увлечением отвечал на них.

Вначале Клементайн порывалась принимать участие в этих беседах, но потом примирилась с тем, что Дик любит толковать с доктором Кларком наедине.

— Ты не обижайся, тетя Клеми! — уговаривал ее мальчик. — Я сильно, сильно люблю тебя, но у нас с доктором такие разговоры, такие разговоры, что ты только помешаешь!

— Ну что это за разговоры, которые мне нельзя слушать? О чем?

— Обо всем, тетя. Честное слово, обо всем!

— Ну, если обо всем, тогда другое дело. Не буду вам мешать…

А доктор Кларк с улыбкой ждал, когда Клементайн сдастся, и с довольным видом уводил Дика в сад.

«И все-таки он мой! Мой и ничей больше!» — утешала себя Клементайн, глядя вслед доктору Кларку и здоровенному мальчугану, кудрявая голова которого уже доходила старику до плеча.

Новые неожиданные заботы возникли, когда Дику пришло время поступать в школу. Дело в том, что мальчик рос все быстрее и быстрее и в свои семь лет больше походил на пятнадцатилетнего подростка, чем на первоклассника. И вот тогда Клементайн впервые заговорила с доктором Кларком о необыкновенном --">