Алексей Константинович Смирнов - Натюр Морт (сборник)

когда предводитель воинства, на которого и посмотреть-то было жутко, махнёт своей кожаной перчаткой с раструбом. Тогда многомиллиардные полчища, издав оглушительный рёв триумфа, устремятся сквозь хрупкие небеса вниз, и сам космический вакуум покажется им плотным, как будто он вовсе не пустота, но в испуге застывшая озёрная гладь, они же — команда бесстрашных, тренированных пловцов-профессионалов. Кое-кто строил планы немедленной мелиорации, собираясь осушить космическое пространство, словно болото, и после уж обустраиваться на свой вкус. Кто-то возражал, предлагая, напротив, затопить рассеянные участки ненужной — в их представлении — тверди. Поступали и другие ужасные предложения. Каждого из спорщиков поддерживали проклятья с одной стороны и молитвенные обращения — с другой. Стан любой фантазии, в какую ни ткни, кишмя кишел благородными херувимами и злонамеренными демонами. Многие из демонов имели форму гениталий, так как снискали себе жизнь посредством матерной ругани человечества.

Предводитель хорошо понимал, что в случае победы — а другого случая и быть не могло — его разношёрстная рать непременно передерётся. За годы бездарного и беспомощного управления землёй человек напридумывал слишком много нелепостей, среди которых изредка встречались и относительно умные мысли — что только осложняло положение и делало грядущую грызню неизбежной. Места, разумеется, хватит на всех, но каждый спит и видит себе монополию — в этом качестве мысли с идеями ничем не отличались от людей. Поэтому главнокомандующий твёрдо решил остановиться на чём-то одном, чему подчинится — не теряя разумной автономии — всё богатство недальновидного людского творчества.

В победе не сомневался никто. Оптимизм внушал хотя бы тот малозначащий сам по себе факт, что на каждого отдельного человека приходится много тысяч рыл, сук, дебилов и прочих, им подобных — тех, кем мысленно и вслух его ежедневно называют окружающие. Эта свита, неуклонно растущая, как на дрожжах, и следующая по пятам за человеком всю его жизнь, несёт в себе черты как отправителя, так и получателя ругательств. Всегда выходит так, что сук и рыл гораздо больше, чем ангелочков и котиков, которые тоже сопутствуют человеку, но значительно уступают первым в численности. Дело понятное котиком можно быть для одного, двух — ну, пусть даже десяти персон, тогда как сукой — для всех остальных. Легко представить, в каком обществе суждено оказаться субъекту в случае материализации его эфирных тёзок, о существовании коих он догадывается, но точно не знает. "И свита эта требует места!" — так было сказано по похожему случаю в знаменитом романе.

Близок стал тот час, когда несчастные аборигены воочию узрят плоды своей умственной активности: познакомятся с яйцеблудами, поздороваются за руку с motherfucker'ами, обнимут мудозвона, полюбуются моржовым хером. Они узнают, как работает и выглядит эфирный двойник выражения "fuck you". И все эти радостные встречи состоятся под патронажем идеальных государств, отразятся в параллельных мерах, которых сверх всякой меры насочиняло человечество, пройдут они также в садах Эдема, льдах Коцита и галлюцинациях. А время потечёт в согласии с десятками гипотез и мнений, неосторожно высказанных по поводу этого процесса. И вообще — где бы не была сформулирована гипотеза, за пьяным ли столом или в лаборатории алхимика, она не останется без внимания и найдёт себе достойное земное соответствие.

…Остановились на жребии.

Притащили однорогий шлем; его хозяин внешне отличался от земного прототипа только рогом на лбу и очень в связи с этим гневался (прототипу в своё время пожелали, чтобы вырос у него на лбу рог). В шлем побросали бумажки — не менее (в эфире всё возможно) миллиона; на каждом из клочков было кратко изложено то или иное видение мирового устройства.

Маршалы и сотники застыли в предвкушении счастливого билета. Притихли полки и обозы, угомонились герои сказок и басен, замолчали персонажи пьес и мыльных опер. Горнисты и трубачи изготовились играть. С невозмутимым видом главарь, страдавший почему-то дальнозоркостью, отставил ладонь и страшным голосом огласил содержание записки. По сомкнутым рядам прокатился вздох неудовольствия — то была вполне предсказуемая реакция. При таком изобилии возможностей и вариантов трудно было ждать, чтобы какой-то из них, пусть самый совершенный и универсальный, устроит всех и каждого в отдельности. В --">