Алексей Константинович Смирнов - Натюр Морт (сборник)

сочли возможным выписать, решительно не знал, ни кто я такой, ни где я нахожусь.

Так что, если вдуматься, каждый из нас троих ждал от мавзолея чего-то особенного, важного только для себя. Олаф, с его основным недостатком, усиленным привнесённой инфантильностью, искал себе покровителя. Он искренне, по-детски верил в могущественный абсолют, который непременно его защитит и охранит от всяческих бед в будущем, сделает сильным и мудрым — надо только набраться терпения, а после — хорошенько попросить. Взгляд Иллариона был устремлён в грядущее. Иллариона излечили от множества заблуждений, и с некоторых пор он считал, что имеет исключительные права на мавзолей по праву сильного. Ему воображался некий штурм, некое гордое, неуклонное восхождение на вершину. Он представлял, как его победоносный кулак нанесёт сокрушительный удар по магическим полям и кирпичным стенам, после чего силой возьмёт то, что принадлежит ему по закону. Его грозная экипировка не оставляла никаких сомнений в готовности Иллариона идти до конца. Что до меня, то я был ещё одним лишним человеком, который занят поисками тихой заводи, где всё стабильно, прочно, истинно и вечно — то есть места, где не стыдно и ко дну пойти, если так уж сложится, но тонуть зато в уверенности, что гибнешь в реальном мире, а не зависаешь на неопределённое время в мираже. В общем, прежде, в довоенное время, меня бы непременно заподозрили в поисках либо Грааля, либо Амбера, либо чего-то ещё, в той же степени высокого и благородного. Но наступили времена, когда любой младенец знает, что есть и то, и другое, и много ещё чего есть, но есть оно лишь в силу завещания Наследника, который один не был выдуман человечеством и теперь удостоен за то высокой чести оставаться нетленным и неизменным.

…Итак, мы стояли, созерцая пирамиду, которая ни в чём не изменилась и белела так же загадочно, как в дни нашего детства. Но мы уже успели измениться и явились в древний парк подготовленными к упорной осаде. В верхах к тому моменту было подписано соглашение, по которому консерваторы обязывались потесниться и предоставить былой вотчине статус нейтральной территории. Вокруг нас прыгала, летала и суетилась разная мелюзга — тролли, гоблины, героические рыцари, драконы, волколаки и робокопы. Давным-давно, в незапамятные времена мастера так называемых «фэнтэзи» и "боевой фантастики" произвели на свет астрономическое количество этого добра. И потому волколаки и рыцари, ни разумом, ни смыслом не отягощённые, сдружились с уже помянутыми выше междометиями, мало чем от них отличаясь. Безвредные, безмозглые резвились они вместе в высокой траве, не чая души друг в дружке и отлично уживаясь с многочисленным племенем других элементарных сущностей. Вероятно, Оккам что-то предчувствовал, когда формулировал свой принцип несотворения новых сущностей без нужды. Когда Илларион, шагнув вперёд, случайно раздавил своим кованым сапогом нескольких богатырей, орава подняла возмущённый вой, но дальше криков дело не пошло.

Из нас троих оружие было только у Иллариона — легендарный меч Экскалибур. Определив на ощупь местонахождение невидимой волшебной стены, Илларион откинул с глаз прядь белокурых волос, звонко выкрикнул сложное языческое заклинание, размахнулся и нанёс удар. Он выждал немного и попытался пройти несколько шагов, но был вынужден остановиться: преграда устояла. Тогда настала очередь Олафа; он пал на колени, обратил к небесам наивные, глупые глаза и еле слышным, страдальческим шёпотом изложил свою просьбу. Закончив, Олаф опустил голову и несколько минут стоял неподвижно, к чему-то прислушиваясь. Потом он, крякнув, встал и робко двинулся в сторону мавзолея, а когда стена его остановила и его, повернулся к нам с виноватым видом и беспомощно развёл руками.

Я понял, что должен что-то сделать. В моей голове образовалась окрошка; я сознавал, что повидал намного больше, чем мои друзья, но затруднялся с выбором — слишком много путей открывалось передо мной, и все они, скорее всего, были ложными. Поэтому я сделал усилие, выбросил из головы накопленный опыт, зажмурил глаза и быстрыми шагами просто пошёл к пирамиде. И глаза открыл лишь тогда, когда обнаружил, что мои вытянутые руки упираются в шершавые белые кирпичи. Олаф с Илларионом, встав от меня справа и слева, положили мне руки на плечи, безмолвно выражая этим жестом своё преклонение перед сильнейшим. Затем Илларион вторично взмахнул Экскалибуром, ударил --">