Александр Боголюбов - Очень искренний рассказ

возобновил осаду с новой силой. Но характер и звук ударов стал очень напоминать работающего дровосека. Резонно рассудив, что глупо отбивать себе пятки, глава управления милиции притащил топор и начал прорубать себе окно в нашу «Европу». Пока я прикидывал, чем буду защищаться от этого разъярённого викинга, на площадке открылась дверь. Видно, звуки летящих щепок, наконец, пробудили любопытство соседей. «Ну все, мучения кончились, я буду жить!» – обрадовался я. Но сосед был из того же РУВД. И колесовать меня хотел его начальник. «А, это вы, Михалыч, разминаетесь? – промямлил сосед. – Извините, не буду мешать». И закрыл дверь.

В продолжении жизни обозначился жирный и большой вопрос. Уже час я подпирал болтающуюся дверь. Наконец Михалыч устал махать топором и, бросив его у истерзанной двери, сел в лифт и поехал, как я подумал, за новой порцией алкоголя. Я сидел на полу, прижавшись ухом к двери, карауля, когда лифт привезёт обратно этот ночной кошмар. Как ни странно, лифт то проезжал мимо, то двери открывались, но никто не выходил. В полном замешательстве, вздрагивая каждый раз, когда жужжал лифт, я так и просидел всю ночь…

Как выяснилось утром, Михалыч бросил топор не из чувства раскаяния или понимания содеянного, а просто он пошёл к себе домой за табельным пистолетом. Дома он передёрнул затвор, принял ещё на грудь и, полный решимости покончить с преступником в моём лице, шагнул в лифт. Но выпито было столько, что кнопки этажей начали расплываться. Сделав пару десятков безуспешных попыток попасть на нужный этаж, начальник управления милиции, вконец обессилевший, так и уснул в лифте с пистолетом в руке.

Поутру весь личный состав, который служил в том же отделении и проживал в этом же доме, осторожно перешагивал через своего начальника и, как ни в чем не бывало, ехал на службу. Надо отдать должное Михалычу: он пришел на следующий вечер и пытался починить сломанную пополам и изрубленную в хлам дверь. Я же, не особо веря в искренность и устойчивость его благих намерений, перекантовался пару ночей на матах в спортзале училища, а потом нашёл себе другое жильё, где никто не прыгал на меня с топором во время моих голодовок.

Глава 3. Waw!

Шла четвертая десятидневка. Если не ошибаюсь, шестой или седьмой день без еды. Я стою на трамвайной остановке, состояние бодрое, чирикают птички, бегут облака. Рядом стоят такие же, как я, только сытые, ожидающие своего трамвая. Вдруг всё резко изменилось.

Нет, с виду всё было то же – всё на своих местах – но стало для меня совершенно другим. Как будто я всю жизнь спал и видел сон, что я живу, а сейчас неожиданно проснулся и понял, что это не сон, а всё взаправду. «О, да всё не так просто, как я раньше думал!» – стоял я с раскрытым ртом и во все глаза смотрел на людей, машины, дома. Я чувствовал за всем и за каждым нечто, ещё непонятое мной, отчего всё приобретало совершенно иной смысл.

Приходили трамваи, входили-выходили люди, а я всё стоял, потрясённый внезапно открывшейся мне непонятной глубиной и наполнением всего вокруг. Было ясно, что во мне заработал некий инструмент, воспринимающий какую-то нефизическую составляющую этой жизни. И что с этим делать – я не имел ни малейшего понятия.

С этой минуты мои поиски способа оздоровления соединились с огромным желанием разобраться с этим неожиданным изменением моего восприятия окружающего мира.

Хотел поделиться с друзьями. Но понял, что мои описания очень смахивают на психическое расстройство на фоне голодовок. Никто вообще не понимал, о чём я. И я начал искать объяснений в литературе, журналах в надежде, что кто-то пережил подобное, и мне всё станет ясно. Да и голодовки, как я понял, от насморка избавляли ненадолго, и в поисках способа для продления эффекта я наткнулся на слегка шокирующий способ лечения – уринотерапию.

Так как нормальные и приличные способы мне уже не помогали, я решил: «А, катись оно всё! Будь, что будет!» Почему я на неё решился? Отчасти из-за того, что находился в некотором тупике, а отчасти из-за того, что она, как и голодания, была абсолютно бесплатная, но преподносилась как панацея от всех болезней.

И вот одним прекрасным утром я помочился в стакан, собрался с духом, зажмурился, зажал нос и с четвёртой попытки, залпом, не закусывая, наконец, выпил всё до дна. Поскольку на кону стояла цель моей жизни, моё звездное будущее, я готов был делать всё, чтоб её приблизить. Не берусь подтверждать те эпитеты, которыми --">