Серж Лифарь - Дягилев и с Дягилевым

появления такой
монографии о Дягилеве, которая восстанавливала бы всю
его жизнь и объясняла его «дело», такой монографии, кото­
рая объясняла бы один из главных эпизодов жизни Дягиле­
ва — Русский балет, как один из эпизодов на фоне всей его
жизни и деятельности, посвященной пропаганде русского
искусства —русской живописи, русской музыки и русского
танца в Западной Европе — иреформ всего мирового сцени­
ческого искусства.
Время шло, а такой монографии о Дягилеве не появля­
лось, и в 1934 году я решил приступить к ней, как ни мало
был подготовлен к такой работе*. Эта вторая книга
должна была явиться дополнением к той дягилевской вы­
* Уже в то время, как я писал свою книгу, начали появляться разрознен­
ные воспоминания и материалы, которыми я частично и воспользовался.
Не перечисляю всех трудов о Дягилеве, которыми я пользовался, так как каж­
дый раз, когда я к ним прибегал, я их называл в тексте моей книги.

6

ставке, которой я решил отметить десятилетнюю годов­
щину со дня смерти С. П.Дягилева в 1939 году: выставка
в Лувре должна была показать не все «дело» Дягилева,
а только его эпизод — Русский балет, — книга охватывала
все дело и сохранялась в качестве постоянного памятника.
Вторая книга поневоле получилась несколько сухой, и в ней
рассказ, скупой рассказ о деятельности Дягилева стал пре­
обладать над рассказом о его жизни. Иначе и не могло
быть: так велико было дело Дягилева, что, для того чтобы
давать его в подробностях, нужно было бы написать не
один, а несколько томов.
Не мне судить о том, в какой мере мне удалось в моем
кратком обзоре жизни и деятельности Дягилева передать
его прозорливость, позволявшую ему угадывать в человеке
художественный гений, гениальную сущность, его умение
зажигать своим огнем, вызывать, поддерживать и разви­
вать в художнике скрытое пламя. В моей книге мне хоте­
лось показать, что Дягилев умел не только организовывать
художественное творчество, соединять деятелей искус­
ства, создававших неожиданное для них самих, но что
и сам он был участником, сотрудником этого неожиданно­
го творчества, участвовал в создании, и что дягилевская
печать лежит на всех произведениях вызванных им к жиз­
ни и сплоченных им художников, создававших новую эпоху
в искусстве, во всех его областях. Если мой читатель по­
чувствует эту печать дягилевского творящего гения, —
моя цель будет достигнута.
В моей второй книге Дягилев-деятель заслонил собою
интимный образ Дягилева-человека, — мне пришлось снова
вспомнить о первой книге — о моих мемуарах. Я не думал
о слиянии двух книг — «Дягилев» и «С Дягилевым», — раз­
личные методы их писания не позволяли их сливать в одну
книгу, но и соединение их в одном томе потребовало боль­
шой работы — переработки. Моя переработка заключа­
лась не столько в приспособлении мемуаров к «цензурным»
условиям, сколько в сокращениях: необходимо было по воз­
можности изъять все, что касалось лично моей жизни и не
имело непосредственного отношения к самому Дягилеву,
необходимо было вычеркнуть страницы, касавшиеся лично
других людей, необходимо было, чтобы два тома преврати­
7

лись в один, и, наконец, необходимо было частично перерас­
пределить материал в зависимости от моих новых задач.
В частности, я должен был многое сократить из того, что
касалось ссор и расхождений Дягилева с друзьями. У Дяги­
лева было много, очень много друзей — кто же не слышал об
исключительном, единственном, покоряющем дягилевском
шарме! — но как много его друзей переходило в стан врагов!
Этот переход происходил совсем не потому, что они разо­
чаровывались в Дягилеве, — не разочарование, а чувство
обиды заставляло их с горечью судить о Дягилеве.
Дягилев любил друзей, и вообще людей, и был верен дру­
зьям, но единичные люди были для него только эпизодами
в его творческой работе, необходимыми в один момент
и ненужными в другие моменты, когда он порывался к но­
вым и недоступным этим людям берегам: в эти моменты
прежние друзья становились ненужными ему, переставали
для него существовать, и, не изменяя им, не предавая их, он
просто забывал о них. Вот этой-то эпизодичности — кто
же хочет быть только эпизодом в чужой жизни и рабо­
те? — Дягилеву и не могли простить его былые друзья,
и это чувство обиды явственно разлито в их --">