Андрей Юрьевич Арьев - Родом из немец

повествованиях соответствует реальному историческому времени, и внимание он обращает лишь на композицию составляющих общий сюжет вещи эпизодов. В целом эта композиция проста и сводится к параллелизму сцен, происходящих в одно и то же время в различных местах. Этот прием характерен и для «Зябликов в латах», и для «Стального шлема». Еще проще — почти как дневник — построен роман «Война и люди», первое крупное произведение Венуса.

Два достоинства как главные можно выделить в художественном почерке прозаика: его интимную хроникально-дневниковую достоверность и тонкую наблюдательность, схожую с наблюдательностью живописца-психолога, мастера портретного жанра. Здесь автор способен видеть вещи, которых не заметит за собой и сама модель. Как например, в эпизоде из «Зябликов в латах», в котором изображен прапорщик Рябой перед первой атакой. Внешне спокойный, он «обеими руками сдвинул на лоб папаху и не торопясь взялся за винтовку. Но пальцы его торопились. Они быстро обхватили ствол». То же самое и в других вещах. Вот «пленных подвели к тачанке генерала Туркула. Наклонив головы и опустив руки, они стояли неподвижно и казались низко-низко подвешенными над землей» («Война и люди»). Да, автор этой прозы видит все — и «толстую круглую спину и обручем выгнутые плечи вице-директора, который мыл возле уборной руки» («Стальной шлем»), и товарища Ульриха с «плоскими желтыми веками» (там же)… Не только видит, но и слышит — безымянный русский голос в бараке на окраине Берлина: «Нет исхода из вьюг…» Слышит и понимает — вот лейтмотив к судьбе его собственной и к судьбе скольких еще тысяч русских людей в годы революции.

В произведениях Венуса «годы идут, не путаясь, не сбиваясь», и вся эта книга читается как единое повествование об одной судьбе на самых крутых поворотах отечественной истории. И прапорщик Константинов из «Зябликов в латах», и Алексей Зуев из «Стального шлема» — это все, конечно, ипостаси авторского «я». Тем более — герой «Войны и людей», где повествование ведется от первого лица. Достаточно самых общих биографических сведений об авторе, чтобы понять: случившееся с рассказчиком произошло и в жизни писателя. Да ясно это и без всякой биографии: никакое воображение не угонится за тем, что пришлось увидеть и пережить поднявшимся друг на друга гражданам Российской империи.

Хронологическая последовательность событий, изображенных в предложенных романах, не совпадает с порядком их написания не случайно. Автора интересовали в первую очередь суть и смысл русской усобицы, а потом уже ее предыстория и ее последствия. Поэтому сначала он написал «Войну и людей» (гражданская война), а затем «Зябликов в латах» (первая мировая война) и «Стальной шлем» (эмиграция). И я не уверен, что читать их нужно в хронологической последовательности: «Зяблики в латах» — «Война и люди» — «Стальной шлем». Основной импульс, смысловой толчок для понимания остальных вещей дает все-таки роман «Война и люди».

В этом романе вопрос о том, чему служить русскому человеку, каким долгом ему руководствоваться, из традиционной области умозрений опрокидывается в кровавую явь исторического катаклизма. Вряд ли Россия получила достойную награду и весомую компенсацию за столь катастрофический урок.

В книге Венуса речь идет о побежденных, о тех, кто проиграл, так и не осознав до конца причин своего поражения. Во всяком случае — его закономерности. В самой «белой идее», в романтической идее исполнения национального долга, в отстаивании постулата единой и неделимой России никаких существенных изъянов не обнаруживалось. Казалось, достаточно было хорошо повоевать, а уж за идеи беспокоиться нечего — русскому народу они близки как никакому другому. Идеи, однако, оказались чересчур бесплотными, неосязаемыми, да и неоригинальными. В белом воинстве не поняли даже, что не генералы были в первую очередь нужны для победы, а политики. Что им и доказали большевики.

Первая же страница «Войны и людей» нелицеприятно говорит о том, что «белая идея» имела в гораздо большей степени общеевропейское дворянско-сословное обличие, чем собственно национальный русский характер. Так что не только коммунизм нужно выводить из денационализированной философии, но и русскую мессианскую и имперскую амбицию тоже.

В разгар борьбы на Украине лучший из полков Деникина так, например, встречает добровольно прибывших на службу молодых офицеров: «Мы еще не --">