Дмитрий Анатольевич Жуков (переводчик) - Смех и скорбь (Заметки переводчика об американской фантастике)

позаимствованной у философа, рассказ привлекает живописностью, чётко очерченными характерами людей, действующих в экстремальных условиях. Но нетрудно заметить, что, хотя действие происходит в некой иной звёздной системе, характеры эти уже знакомы нам, поскольку не раз в американской литературе возникали прообразы непреклонного учёного, ректора университета Атона и типично пронырливого представителя «свободной прессы», доброго малого Теремона.

В рассказе Азимова отчётливо прослеживается тенденция научной фантастики пользоваться литературными клише, готовыми характерами ради экономии творческой энергии, отдаваемой целиком либо занятности сюжета, либо литературному воплощению научной гипотезы, если таковая подвернётся, либо утверждению морального или философского принципа.

В своём творчестве Азимов остаётся рационалистом с несколько суховато-научным складом ума, что не мешает ему очень плодовито проявлять себя в самых разных сферах, исследуемых научной фантастикой, и быть мастером жанра. Им написано более двухсот книг. В сороковые годы он создал серию повестей, получивших название «Установление», где описывал мириады миров нашей Галактики, колонизованных человечеством. Он изобрёл новую науку — психоисторию, с помощью которой вожди Галактической империи, рассчитывая и направляя течение событий, осуществляли контроль над мирами. Та же мысль присутствует и в переведённом у нас романе «Конец вечности», идея которого, как справедливо отмечал философ Валерий Скурлатов, заимствована из монументального романа тридцатых годов «Выпрямители времени» Джона Фирна и отчасти из «Поиска» Альфреда ван Фогта. Что же касается идеалов Азимова, проповедуемых им в романах, то они никогда не поднимались выше того, что записано в американской конституции.

В свою очередь, Азимов породил множество фантастических идей, плодотворно используемых другими писателями. Так, разработанные им «три закона роботехники» призваны успокоить человечество, испытывающее страх перед растущим могуществом роботов, всё более быстродумающих и физически прочных. «Законы» Азимова предусматривают программу для роботов, которая раз и навсегда исключает нанесение какого-либо вреда машиной человеку. И теперь кто бы из американских писателей ни сочинял рассказа о роботах, азимовские «три закона роботехники» предусматриваются в нём как нечто само собой разумеющееся.

В конце пятидесятых и начале шестидесятых годов я много и профессионально занимался филологическими принципами машинного перевода с английского языка на русский. Совсем недавно я узнал от директора Всесоюзного центра переводов Ю. Н. Марчука, в своё время моего младшего коллеги (филолога, ставшего доктором технических наук), что вычерченные мною логические схемы передачи смысла основных английских глаголов на русском языке успешно «работают» в системе программ уже действующей ныне переводческой машины.

Странно сейчас слышать это мне, давно променявшему науку на литературу, да и в самой литературе ушедшему в родную историю, потому что в ней, как мне видится, в «корнях» наших, следует искать многие из достоинств и недостатков развития духовной жизни в настоящем и будущем.

Лет двадцать назад я, как и многие, уповая на всесилие науки, возлагал слишком большие надежды на развитие кибернетики и даже сочинял книжки-гимны во славу электронных мозгов. Несмотря на колоссальные достижения в области электронно-вычислительной техники, никаких чудес не произошло — за сравнительно большой срок развеялся кибернетический миф. Машины и в отдалённой степени не способны конкурировать с мыслительным аппаратом человека, оставаясь лишь в некоторых областях добросовестными его помощниками, усовершенствованными арифмометрами, а в переводческом деле примитивность их действий вынуждает поручать им работу с большим разбором да ещё постоянно контролировать результаты…

Но тогда необыкновенная память и прогрессирующее быстродействие машин вызывали изумление. Кстати, на этот же период падает расцвет научно-фантастической литературы, поскольку большие надежды подстёгивали воображение, а книжный рынок всегда чутко следит за массовыми увлечениями. Меня же влёк к фантастике ещё и род занятий.

Но как бы ни гордились фантасты случаями, когда их догадки становились путеводной звездой для

--">