Алексей Фёдорович Ярушников - Мишенька

Алексей Ярушников Мишенька

БОЛЬШОЙ И МАЛЕНЬКИЙ

Жил на свете медвежонок Мишенька.

Мишенька боролся с маминой лапой, прыгал через лужи и ручьи и далеко от мамы не отходил.

Погнался раз медвежонок за бабочкой. Бабочка вспорхнула с валежины и куда-то пропала, а Мишенька увидел за валежиной огромного чёрного глухаря и замер.

Бородатый петух-глухарь показался Мишеньке сначала горой. Только гора эта двигалась, подпрыгивала и щёлкала, будто кто деревяшкой о деревяшку колотил: «тк-тк-тк…» А потом щелчки слились в сплошной скрипучий захлёб.

Токует петух-глухарь, весеннюю песню свою поёт. Шея у глухаря выгнута, брови красные, крылья растопорщены, приспущены и шеборчат рядом с валежиной по земле, разбрызгивают серые остатки рыхлого снега, а хвост веером стоит. И опять глухарь щёлкает: «тк-тк-тк…»

Не поздоровится, пожалуй, если петух-глухарь зацепит нечаянно крылом или клювом долбанёт. Дрогнуло Мишенькино сердце, попятился он от валежины на животе.

Дополз Мишенька до мамы, спрятался за её лапами и неожиданно заплакал:

— Мама!.. А поч-ч-чему я такой маленький у тебя?..

Улыбнулась мама, прижала Мишеньку к себе и погладила:

— Не расстраивайся, сынок… Глухарь много лет живёт на земле, а ты недавно родился и только-только начал расти.

— Значит, и я вырасту большим? — спросил Мишенька.

И мама сказала:

— Обязательно, сынок.

Обрадовался Мишенька маминым словам, и с этого дня не терпелось ему вырасти скорее большим.

ВЕРХОЛАЗ

Впервые медвежонок залез на дерево от страха.

Играл Мишенька на сухом прибрежном бугре, кувыркался среди весёлых жёлтых цветов мать-и-мачехи — и вдруг загрохотало, загудело на реке.

Бросился было Мишенька в лес, да упал. И на ближнюю сосну вмиг забрался.

Это напугали медвежонка катера. Они всю зиму в ледовой запани простояли, соскучились по весне и теперь резво бежали руслом разлившейся реки. Спешить надо катерам, пока большая вода. Упустишь время, оголятся перекаты, тогда людям продукты и снаряжение в верховья не завезти. Целый караван мимо медвежонка промчался: рубки белые, на поручнях спасательные круги, красные флаги развеваются, музыка гремит. А Мишенька ни жив ни мёртв на дереве сидит и глаз не смеет открыть.

Отгрохотали моторы катеров, утихла музыка, и опять стеклянное позванивание осыпающихся льдин можно услышать: «динь-дили-дили-динь». Тают последние льдины, оставленные вчерашним паводком на откосах берегов. И чёрный петух-глухарь снова завёл свою весеннюю песню невдалеке: быстро защёлкал, заскрипел. Привычно зашелестела белка на ближней сосне.

Едва Мишенька успокоился после катеров. Но с этого дня полюбилось ему лазить по деревьям.

Залезет медвежонок на берёзу, ухватится за самую вершину лапами и вниз летит, как на парашюте. Дугой дерево согнётся, опустит мягко медвежонка на землю и снова вверх. А Мишенька опять лезет на берёзу, от удовольствия рычит и говорит маме:

— Здорово я умею, да?.. Теперь я, значит, совсем большой вырос у тебя?..

Мама улыбалась:

— Большой, да не очень. Тебе ещё много увидеть предстоит.

Насторожился Мишенька:

— Что, мама, увидеть?..

— Людей, например… Вон ты какой шустрый у меня, лазишь-бегаешь теперь далеко. Об одном, Мишенька, прошу: увидишь — особенно не пугайся, но и поосторожнее будь.

— Мама, а какие они — люди? — спрашивал Мишенька.

— Обыкновенные. Ходят на двух ногах, дома строят из брёвен и кирпичей, еду на жарком огне готовят.

Медвежонок вздыхал. Её, маменькина, правда: не видел пока Мишенька людей. Честно говоря, медвежонку не очень-то хотелось встречаться с людьми. Разве только для того, чтобы увидеть и поскорее сделаться большим.