Михаил Юрьевич Лермонтов - Бэла

человек: сколько у него было разных дорогих вещиц!..
А долго он с вами жил?
спросил я опять.
Да с год. Ну, да уж зато памятен мне этот год;
—

А

—

—

—

—

—

—

наделал

право,
ними
—

он

хлопот, не тем
люди, у которых

мне

этакие

случаться
Необыкновенные?
должны

будь помянут! Ведь

есть,

роду написано, что с
разные необыкновенные вещи!
воскликнул я с видом любона

—

ему чая.
А вот я вам расскажу. Верст шесть от крепости
жил один мирнбй князь. Сынишки его, мальчик лет пятнадцати, повадился к нам ездить: всякий день, бывало,
то за тем, то за другим. И уж точно, избаловали мы его
с Григорьем Александровичем.
А уж какой был головорез, проворный на что хочешь: шапку ли поднять на всем
пытства,

подливая

—

10

скаку, из ружья ли стрелять. Одно было в нем нехорошо:
ужасно падок был на деньги. Раз, для смеха, Григорий
Александрович обещался ему дать червонец, коли он ему
украдет лучшего козла из отцовского стада; и что ж
вы думаете? на другую же ночь притащил его за рога.
А бывало, мы его вздумаем дразнить, так глаза кровью
и нальются, и сейчас за кинжал. «Эй, Азамат, не сносить
тебе головы,
говорил я ему:
яман будет твоя башка!»
«Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы были с ним
кунаки ': так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило
нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те,
которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не
красавицы. «Я имел гораздо лучшее мнение о черкешен—

ках»,

сказал

отвечал я,

«У

—

мне

Григорий Александрович. «Погодите!»

усмехаясь. У

князя

в

сакле

меня

было

свое

собралось уже

на

уме.

народа.

множество

У азиатов, знаете, обычай всех встречных и поперечных
приглашать на свадьбу. Нас приняли со всеми почестями
и повели в кунацкую. Я, однакож, не позабыл подметить,
где поставили наших лошадей, знаете, для непредвидимого случая.

Как же у них празднуют свадьбу?
спросил я
штабс-капитана.
Да обыкновенно. Сначала мулла прочитает им чтото из Корана; потом дарят молодых и всех их родствен—

—

—

ников; едят,
всегда

бузу; потом начинается джигитовка, и
какой-нибудь оборвыш, засаленный, на

пьют

один

скверной, хромой лошаденке, ломается,
шит

паясничает, сме-

честную компанию; потом, когда смеркнется,
начинается, по-нашему сказать, бал.

кой

в

кунац-

Бедный стари-

чишка бренчит на трехструнной... забыл, как по-ихнему...
ну, да вроде нашей балалайки. Девки и молодые ребята
становятся
в
две
шеренги, одна против другой, хло-

поют.
Вот
выходит
одна девка
середину и начинают говорить друг
другу стихи нараспев, что попало, а остальные подхватывают хором. Мы с Печориным сидели на почетном месте, и вот к нему подошла меньшая дочь хозяина, девушка лет шестнадцати, и пропела ему... как бы
сказать?..
вроде комплимента.
пают
и

в

ладоши

и

один мужчина на

1

Кунак

—

значит

приятель.

—

II

Прим.

Лермонтова.

—

А

что ж

такое

она

пропела,

не помните

ли?

. Печорин встал, поклонился
ей, приложил руку ко лбу и сердцу и просил меня отвечать
ей; я хорошо знаю по-ихнему и перевел его

золотые.

не цвести

ответ.

«Когда

она

от нас

Александровичу:
«Прелесть!

«Ну

отошла,
что,

тогда

я

шепнул

Григорью

какова ?>

'Отвечал
он.
А как ее зовут?»
«Ее
зовут Бэлою», отвечал я.
«И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза
черные, как у горной серны, так и заглядывали к рам
в душу.
Печорин в задумчивости не сводил с нее глаз,
и она частенько исподлобья
на него посматривала. Только не один Печорин
любовался хорошенькой княжной:
из угла
комнаты на нее смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные. Я стал вглядываться и узнал моего
старого знакомца Казбича. Он, знаете, был не то чтоб
мирнбй, не то чтоб не мирнбй. Подозрений на него было
много, хоть он ни в какой шалости не был замечен. Бывало, он приводил к нам в крепость баранов и продавал
дешево, только никогда не --">