Виктор Моисеевич Важдаев - Сказки старые, да на новый лад

старые, да на новый лад» [Картинка № 2]"> Посадил народ репку. Выросла репка большая-пребольшая. Не чета другим. Вот какая выросла репка!

Прибежал из Берлина Гитлер. Ухватился за советскую репку: тянет-потянет— вытянуть не может!

Что, думает, такое? В Праге тащил — вытащил, в Вене тащил — вытащил, в Париже тащил — вытащил, в Копенгагене тащил — вытащил, в Гааге тащил — вытащил, в Осло тащил — вытащил, в Варшаве тащил — вытащил, в Будапеште тащил — вытащил, в Риме, Хельсинки, Софии и Бухаресте репка сама в руки полезла, а тут — никак не вытащишь!

Кликнул Гитлер клич. Прибежали к нему на подмогу фашисты на букву «Г»: Геринг, Геббельс, Гиммлер…

Ухватились: Гиммлер за Геббельса, Геббельс за Геринга, Геринг за Гитлера, Гитлер за репку. Тянут-потянут, «хайль!»— кричат, а вытянуть не могут.

Хотели позвать Гесса, а тот в Англию удрал. Хотели позвать Гаусгофера, да он у Гиммлера за решеткой сидит. Хотели позвать Рема, да вспомнили, что сами его расстреляли.

Пришлось кликнуть Муссолини. Ухватились: Муссолини за Гиммлера, Гиммлер за Геббельса, Геббельс за Геринга, Геринг за Гитлера, Гитлер за репку, тянут-потянут — вытянуть не могут.

Прибежал Пэтен из Парижа. Да много ли от старика толку: тянуть не тянет, а только песок из него сыплется. Дробь одна получается.

Что тут делать? Пришлось кликнуть сучку. Звали одну, а прибежало сразу три: венгерская, финская и румынская.

Ухватились: Маннергейм за Хорти, Хорти за Антонеску, Антонеску за Пэтена, Пэтен за Муссолини, Муссолини за Гиммлера, Гиммлер за Геббельса, Геббельс за Геринга, Геринг за Гитлера, Гитлер за репку, тянут-потянут… пошла репка из земли.

— Хайль Гитлер! — крикнул Гитлер.

А «репка»-то сама наружу выходит, красноармейским шлемом поднялась. Встал боец — в плечах косая сажень. А уж рядом другой стоит, по другую сторону третий, позади новые бойцы встают, строятся. Рассвирепели фашисты: тянули они только одну репку, а за ней — батюшки мои! — целый огород и, весь советский народ, — штыками ощетинился, пушками насупился, на смертный бой вышел.

Заходила земля, задрожало небо, раскололось— от силищи народной, — Красной Армии на подмогу советский люд идет. Кто смел да умел — врага бьет, а кто смел да не умел — обучается, и стар и млад оружье берет, клич боевой разносится:

— Винтовкой бей, штыком коли, гранатой громи, минометом круши!

Драться так драться, — что русскому здорово, то немцу — смерть!

* * *

Знай: не за всякую репку хватайся!

Терем-тюремок

Прибежал Волк в поле. Смотрит, лежит лошадиная голова. Не то самого папаши Фридриха Великого, не то его жеребца. А впрочем, все одно. Не в этом суть.

Волк голову кругом обошел. Морду вытянул, усиками пошевелил, понюхал, мюнхенским пивом отрыгнул и спросил:

— Терем-тюремок! Кто в Тереме живет?

Никто не отзывается.

Постоял Волк, поозирался, да полез в лошадиную голову.

И поселился там.

Вдруг слышит: скок-поскок, топ-топ. Идет нечто: пыжится, куражится, кривляется, ломается, скребется, скоблится, глазами шныряет, хвостом виляет, зубы щерит. Ни большое, ни маленькое — плюгавенькое. Ни зверь, ни птица, ни рыба, ни скотина, ни девка, ни мужчина — хромое, горбатое, волосатое, вороватое.

Подскочило нечто к Тюремку, кувыркнулось, хвост выше головы задрало, постучало:

— Тук-тук! Кто в Тереме живет?

— Я Волк — всех за горло хвать! А ты кто?

— А я Геббельзьяна — всех передразниш, все переверниш.

— Ступай ко мне жить.

Геббельзьяна юркнула в Терем. Стали они вдвоем жить.

Вдруг, смотрят, возле Терема что-то тенью скользит, взад-вперед, взад-вперед.

Прислушались — ничего не слышно. Пригляделись — ничего не видно. Что такое?

Подождали — никто не стучит, никто не просится, а что-то вокруг шмыгает.

Рассердился Волк, морду высунул:

— Р-р-растерзаю! --">