Андрей Алексеевич Молчанов - Канарский вариант

Андрей Молчанов КАНАРСКИЙ ВАРИАНТ

ПРОЛОГ

Берег…

Неужели он добрался до него? Неужели сумел?

Он потерянно уставился на неуемно дрожащие пальцы со сморщенно-разбухшей, выбеленной морской водой кожей…

В глазах еще плясали блики от ламп аварийного освещения, слабенько мерцающих в зарешеченных матовых колпаках, в ушах стоял скрежещущий треск сварных перегородок и нудное капание просачивающейся через поврежденную обшивку крейсера воды.

Лодка была из последних, спешно штампованных под лозунгом «Ни одного дня без новой субмарины!» — без клепки корпуса, трещавшего на глубине, как сдавленный тисками орех.

Какие-то считанные часы назад он еще находился в торпедном отсеке обреченного корабля, застывшего на грунте, содрогающегося от взрывов глубинных бомб, которыми вслепую гвоздили пучину английские эсминцы-охотники типа «трайбл» — мощные, маневренные, умеющие терпеливо преследовать свою неповоротливую, хотя и коварную добычу.

Впрочем, один эсминец они торпедировали, однако другой неукротимо мстил за выведенного из строя собрата.

Со звоном лопалось, раздирая пучину, начиненное тротилом железо, с хрустом осыпались плафоны освещения, пробочная труха отлетала с перегородок, заполоняя спертый воздух своей летучей взвесью; падали, обдираясь о ходящую ходуном сталь, люди.

Субмарина, продув балласт, дрожала от напрасных усилий моторов, пытаясь всплыть, сдаться на милость победителю, но то ли винты попали в ил, то ли ко дну присосало брюхо, или же вода, пробившаяся через прорехи, тяжким грузом заполонила отсеки — как бы там ни было, крейсер беспомощно ерзал по дну, шумы его летели предсмертным отчаянным воплем в гидролокаторы противника, а он, чувствуя себя частицей корабля, отчетливо сознавал: нет, им не подняться наверх — амба! И единственный шанс на спасение, крохотный, призрачный, — попытаться выбраться наружу через торпедный аппарат, благо глубина составляла пятьдесят метров, и рискнуть стоило.

Накал ламп тускнел, батареи неуклонно садились, выделяя взрывоопасный водород, регенерация воздуха слабела, и духота уже явственно стесняла дыхание. Драло горло от едких кислотных паров: через края эбонитовых баков при контузии лодки бомбой, видимо, плеснул электролит.

Капли воды на перегородках сливались в медленные струйки, неуклонно образовывая лужицы на полу.

И вдруг — тишина.

Визгливые винты эсминца затихли. То ли опустели стеллажи бомб, то ли начавшийся шторм вынудил капитана дать «дробь атаке», а может, застопорив винты, англичане выжидали повинного всплытия подводного корабля.

И он — решился.

Вдруг ему повезет опять, как два месяца назад, когда перед ним, русским матросом, тонущим в холодном северном море среди обломков кораблей конвоя, потопленных немцами, внезапно с шипением и гулом возникла из-под воды рубка вот этой сально лоснящейся, как шкура морского котика, субмарины, и он, ухватившись за опоясывающий ее леер, вскарабкался, вжимаясь в скользкий металл обшивки, на спасительную палубу с черным, в белом круге крестом.

Как во сне раскрылся рубочный люк, мелькнули белые пятна шерстяных свитеров, и его втащили в сырой, заиндевелый отсек.

«Специальность?! Должность?!» — донеслось из качающегося полумрака.

Над ним склонились, размываясь в мглистом, буроватом свете, давно небритые, враждебные физиономии.

«Механик», — вытолкнул он каменным языком из оледеневшего нутра единственное слово.

И услышал в довольном хохоте смазанно скалившихся бородатых рож:

«Механики нам нужны! Отмываем его от мазута… Продуть гальюны! Принять балласт! Погружение!»

И под грохот бронированного тубуса люка уплыл в пахнувшую машинным маслом черноту, уяснив в последнем озарении сознания, что — спасен…

Теперь же погибает лодка. В теплых водах Атлантики, у неведомых Канарских островов.

А что там, наверху? День, ночь?

Он утратил ощущение времени.

Скинул с ног форменные войлочные тапочки, маскирующие шум шагов для «нибелунгов» надводных акустиков, и потянулся за спасательным жилетом, комом валявшимся в углу.

А если там, на поверхности, его ждут штормовые валы с их провальными безднами и многотонными водяными громадами, вздымающимися в небеса? Или же — короткая и жесткая пулеметная очередь с палубы эсминца?

Выбора, однако, не было. И спасти его могло лишь одно: узкая труба торпедного аппарата. --">