Вильям Михайлович Вальдман , Наум Яковлевич Мильштейн - Тайна старой монеты

свадьбе. Месяца три назад. Я и адрес запомнила».

Угораздило же! Надо срочно искать выход.

«Понимаешь, я и говорить-то тебе не хотел. Не повезло Сереге. Первая жена через месяц ушла от него».

«И он так быстро оправился от удара?»

«Молодежь сейчас вся такая, долго не печалится», — заверил Виталий Николаевич.

«А он что, специально выбрал девушку с таким же именем, как у первой жены?» — невинно осведомилась Нина Сергеевна.

«Наверное, просто совпадение, — после некоторого раздумья сказал Петрунин. — А может, просто захотел, чтобы напоминала. Хотя, — спохватился муж, — чего напоминать-то, если ушла».

И тут жена сделала ход конем.

«Хорошо, — решила она. — Пойдем».

Его как током ударило.

«Ты тоже?» — тихо удивился Петрунин.

«Почему бы и нет? Ведь здесь написано «Приглашаем Вас с супругой». Я пошла собираться».

«Да, да, конечно», — от волнения согласился муж.

Но тут же пришлось признаться во всем, и с тех пор он прочно — может и навсегда — вышел из доверия. Однако сегодня он идет к Зарецкому: это не пирушка, а серьезный разговор. Но Нина Сергеевна на высоких тонах все пилит и пилит его.

Наконец он прибегает к последнему средству.

«В искусстве средних веков гнев аллегорически изображался в виде женской фигуры с петухом за пазухой и розгами в руке».

Она на секунду затихает, украдкой бросает взгляд в зеркало и, не обнаружив никаких «аллегорических» признаков, кричит ему в открытую дверь:

«Тебе придется выбирать между мною и ею!»

«Ею — это кем?» — спрашивает он уже с лестницы

«Филамизматикой твоей...»

«Я выбираю ее», — негромко, но внятно объявляет он и в ярости вылетает на улицу.

Проще, чем всем, было выбраться к Зарецкому Игорю Павловичу Мезенцеву. У него, старого холостяка, в избытке имелось той самой свободы, о которой мечтал Петрунин и давно забыл Барабанов.

Коллекционированием монет Мезенцев увлекался еще в студенческие годы. После окончания гидротехнического факультета ему предложили выбор: Голодная степь или должность инженера в проектном институте. Променять городскую квартиру на неустроенный быт целинника? Нет уж! Хоть там и была перспектива роста, но это еще бабушка надвое сказала. Журавль-то в небе, а синица вот она, здесь, в руках. Правда, Санька Никонов, однокашник, поехал осваивать степь, а сейчас работает директором того самого института, в котором трудится Игорь Павлович. А он достиг потолка — главный инженер проекта — ГИП. Грамотен, добросовестно служит, на хорошем счету у начальства. Всё вроде бы в порядке, но ГИП — тоже руководитель. Пусть мини-коллектива — но решения принимать хоть иногда, да надо. А характер у него не таков.

Игорь Павлович собирался неторопливо: погладил рубашку, галстук, аккуратно повесил их на спинку стула. В квартире поддерживался идеальный порядок, все блестело благодаря его стараниям. В юности он не любил заниматься хозяйством и научился уклоняться даже от тех небольших поручений по дому, которые изредка давала ему мать. После смерти матери он несколько недель не убирал в квартире, потом все-таки навел порядок, и большая квартира засияла. Мезенцев постепенно привык к домашним заботам. Одиночество не тяготило его. Правда, лет пять назад он начал встречаться с Верой Алексеевной — врачом-косметологом, ходил с ней в театр, кафе и однажды вечером пригласил ее домой. Женюсь, подумал он на следующий день, обязательно женюсь. Но в этот день не решился сделать предложение, а потом и в голову ему не приходила подобная мысль.

Из рукописи профессора Зарецкого А. В.

...Стало темнеть, но когда Порфирий вошел, чтобы зажечь свечи, граф махнул на него рукой, и старый слуга, тяжело переставляя опухшие от ревматизма ноги, удалился, неодобрительно покачивая головой.

Уже третий день граф никого не принимал, почти не прикасался к еде. Целыми днями он просиживал в кабинете, перебирая бархатные кляссеры своей знаменитой коллекции, а по вечерам уезжал к морю и оставался там до глубокой ночи. У него ничего не болело, но он отчетливо сознавал, что эти дни — последние в его жизни. Страха не было, скорее любопытство. Грехи замаливать — поздно. Да и какой смысл, если в суетной жизни он редко вспоминал о всевышнем? Граф раскрыл кляссер, осторожно взял монету, поднес ее к плохо видящим глазам. Уголки губ тронуло слабое подобие улыбки — эта монета обладала волшебным свойством приводить его в хорошее --">