Михаил Петрович Любимов , Мартин Круз Смит , Андрей Васильевич Саломатов , Александр Гервасьевич Лебеденко , Евгений Юрьевич Додолев , Юрий Михайлович Каграманов , Иен Флеминг , Валерий Романович Полищук - Детектив и политика 1990 №1(5)

соображал.

Наконец он предложил:

– Хочешь, я куплю их у тебя?

– Купи, – охотно согласился Зуев, но тут же добавил: – Только не как самовар.

– По пять рублей за штуку, – сказал Шувалов.

– Ты паук, Витя, – обиделся Зуев. – Пять рублей за немецкий лубок прошлого века! Это же тебе не побитый самовар, который ты, кстати, продал за сорок.

– А пропили мы в тот вечер сто.

– Сто?! – искренне удивился Зуев. – Пили портвейн и пропили сто рублей? Что ж мы, два ящика выпили?

– А ты не помнишь, как мы под конец поехали на Ордынку? Сколько там было человек?

– Не помню. Ей-богу, не помню. Это что ж, мы брали выпить?

– Я, – ответил Шувалов.

Некоторое время друзья шли молча. Затем Зуев громко вздохнул и сказал:

– Ладно, бери по пять. Не домой же мне их тащить.

Шувалов остановился, достал бумажник и расплатился с Зуевым. Затем он ухватил покрепче картины, и они продолжили путь.

Зуев повеселел. Ветер дул в спину, руки можно было засунуть в карманы, в одном из которых лежали две непочатые пятерки, а впереди был целый день.

– Может, на Ордынку заглянем? – предложил Зуев.

– Давай, – ответил Шувалов. – Оставлю пока там это барахло. Не хочется домой ехать.

– Мне бы только на работу заскочить на пять минут, – сказал Зуев. – Два дня уже не был.

– Потом заскочишь, – ответил Шувалов.

Они вышли на перекресток и почти сразу остановили такси.

Дверь им открыла Галя – хозяйка квартиры, женщина лет сорока. Когда-то, видно, она была красавицей, но последние несколько лет вела неправильный образ жизни и сильно сдала. Кожа ее сделалась дряблой, глаза и волосы потускнели, а формы опустились вниз и при ходьбе как-то развязно подпрыгивали.

Галя ответила на приветствие, брезгливо осмотрела гостей с ног до головы и сказала:

– Ну входите, коль пришли. Только вытирайте ноги.

Зуев и Шувалов старательно вытерли обувь о грязную тряпку и прошли в комнату. Здесь их встретили дружным "ну-у-у-у". За столом, между наглухо зашторенным окном и чудной изразцовой печью, сидели трое: молодой художник Кука – студент Суриковского института и две его подружки. Обе работали натурщицами в стенах того же Суриковского.

Кука широким жестом пригласил вошедших за стол, на котором в аппетитном, слегка свинском беспорядке лежали чуть тронутые закуски в прозрачных промасленных бумагах, стояли большие бутылки с красным вином урожая надвигающейся зимы и граненые стаканы.

Не вставая, девочки начали двигать, стулья поближе к Куке, освобождая застольное пространство для гостей.

Зуев сел на стул, ловко подставленный ему сзади Галей, взял в руку наполовину наполненный стакан вина, извинился перед владелицей стакана и лихо выпил. Ему нестройно похлопали. Кука передал через стол рассыпчатого окушка горячего копчения, а одна из девиц, та, что сидела ближе к Зуеву, положила ему в рот кусочек ветчины. А Шувалов тем временем как неприкаянный бродил по комнате, не зная, куда поставить приобретенные произведения живописи. Он слышал, как Зуев булькнул горлом, глотая вино, и сам мечтал поскорее принять участие в празднике души, но бросить картины где попало значило лишиться их. Шувалов был опытным человеком и завсегдатаем этого гостеприимного дома. Он знал, что через час-другой сюда нагрянут друзья Куки, а с ними и подруги. Комната превратится в танцплощадку… Да какую там танцплощадку! На танцплощадках девушки не танцуют в таком виде, не топчут картины каблучками, а юноши не ломают мебель и не швыряют под хорошенькие топающие ножки все, что оказалось под руками.

– Чего это ты там никак не можешь спрятать? – обратился Кука к Шувалову.

– Да, – отмахнулся Шувалов, – лубок. Вон, у Сашки купил.

– Ну так покажи, оценим. – Кука важно поднялся со стула, но остался стоять на месте.

– Да лубок немецкий, ерунда, – ответил Шувалов, но картины все же расставил у стены.

– М-м-м, – восхищенно промычал Кука, разглядывая холсты. Он еще поцокал языком, закрыл один глаз, затем козырьком приложил ладонь к другому и, удовлетворившись, сел.

– И за сколько? – равнодушно спросил Кука.

– Паук, – ответил за друга Зуев, – по пять рублей за штуку.

– Не продавал бы, – огрызнулся Шувалов.

– По четвертному хочешь? – предложил Кука, пережевывая кусок рыбы. – Или да, или нет. Торговаться не буду.

– Давай, – тут же согласился Шувалов, а Зуев обиженно заморгал, посмотрел на своего друга и сказал:

– И не стыдно тебе – при мне, на мне же наживаешься?

Шувалов промолчал. Он лишь --">