Джорджо Фалетти - Я — Господь Бог

Джорджо Фалетти Я — Господь Бог

Для Мауро, на остаток пути

Чувствую себя как человек, голосующий на дороге в Техасе, на которого внезапно обрушился град.

Негде укрыться.

Некуда спрятаться.

И не остановить его.

Линдон Б. Джонсон,

президент Соединенных Штатов Америки

Восемь минут

Начинаю свой путь.

Иду медленно, потому что незачем бежать. Медленно, потому что не хочу бежать. Все просчитано, и время тоже согласовано с моими шагами. Точно знаю — мне достаточно восьми минут. На руке у меня дешевые часы, в кармане куртки — некий тяжелый предмет. Куртка зеленая, полотняная, над карманом, слева на груди, когда-то имелась нашивка с именем и званием. Она принадлежала человеку, воспоминания которого стерты, словно хранились в слабеющей старческой памяти. На ткани остался лишь легкий след — тонкая светлая полоска, пережившая тысячи стирок после того, как кто-то

кто?

почему?

сорвал нашивку и превратил имя сначала в могилу, а потом в ничто.

Теперь это просто куртка, и все.

Моя куртка.

Стану надевать ее всякий раз, решил я, отправляясь на свою короткую восьмиминутную прогулку. Шаги мои заглушит шум миллионов других ног, движущихся каждый день в этом городе. Минуты затеряются, как шутка времени, словно мерцающие бесцветные звезды или снежные хлопья на гребне горы — только они и умеют отличаться от всего прочего.

Мне следует идти спокойным шагом ровно восемь минут — тогда я уверен, что радиосигнал прозвучит достаточно громко и совершит свое дело.

Я читал где-то, что если солнце внезапно погаснет, его свет будет освещать землю еще восемь минут, прежде чем все погрузится во мрак и прощальный холод.

Неожиданно вспоминаю об этом и не могу не рассмеяться. Стою на тротуаре в Нью-Йорке среди оживленной толпы и потока машин, задрав голову и открыв рот, смотрю в небо, словно обнаружил там спутник, и смеюсь. Люди, что проходят мимо, видят во мне странного типа — встал на углу и хохочет как сумасшедший.

Кто-то, наверное, думает, будто я и в самом деле сошел с ума.

А кто-то останавливается и начинает смеяться вместе со мной, но потом вдруг соображает, что не знает, почему смеется. Мне же до слез смешна неимоверная издевательская низость судьбы. Одни люди живут, чтобы мыслить, у других оказалась лишь одна цель — выжить.

А иным предстоит умереть.

Беспрестанная тревога, задыхающееся, натужное хрипение и знак вопроса, который нужно нести на себе, подобно тяжелому кресту, потому что восхождение — это болезнь, которая не излечивается. Никто не нашел спасения от нее, просто потому что спасения нет.

У меня же простое предложение: восемь минут.

Вокруг множество озабоченных, занятых, к чему-то стремящихся людей, но никому из них не ведомо, в какой именно момент начнется отсчет этих восьми минут.

Мне же он известен.

Я нередко держу в руках солнце и могу погасить его, когда вздумаю. Подхожу к дому, куда ведут меня мои шаги и часы — это здесь, — опускаю руку в карман и нахожу небольшой твердый, давно знакомый предмет.

Мои гибкие пальцы — надежный проводник с хорошей памятью — ведут меня по нужной тропинке.

Нащупываю кнопку и легко нажимаю на нее.

И на другую.

И еще на одну.

И спустя мгновение, и через тысячи лет взрыв — это гром без грозы, земля, принимающая на себя рушащееся небо, мгновенное высвобождение.

Потом крики, пыль, грохот столкнувшихся машин и вой сирен сообщают мне, что для многих людей, оставшихся позади меня, восемь минут миновали.

Такова моя власть.

Таков мой долг.

Такова моя воля.

Я — Господь Бог.

Когда-то очень давно

Глава 1

Потолок сиял белизной, но человек, лежавший на узкой больничной кушетке, видел на нем множество картин и зеркал. Картины эти вот уже несколько месяцев терзали его по ночам. А зеркала отражали реальность и память, и в них он все время видел собственное лицо.

Свое теперешнее и свое прежнее лицо.

Два различных облика, трагическое, волшебное преображение одного в другое, две пешки, обозначающие своим движением начало и конец той длительной общественной игры, которая называется войной. В нее играли большими командами, слишком большими. Кто-то останавливался передохнуть после первого круга, а кто-то — навсегда.

Никто не победил. --">