Лукаш Орбитовский - Святой Вроцлав

Лукаш Орбитовский Святой Вроцлав

Глава первая Чудо рождения

Всем известно, как появился Святой Вроцлав. Никто ничего не знает.

Некоторые — как тот приходящий ко мне пес — считают, будто бы он никогда и не существовал. Пес говорит: был это самый обычный жилой массив, разве что более грязный, по сравнению с остальными, и неправда, будто бы люди там взбесились, а если и взбесились, то не сильнее, чем в Старом Городе, на Криках^[1] или Собачьем Поле^[2]. У всего мира поехала крыша, только еще большей шизой было бы спихивать всю вину на одно-единое место — серьезно мотает он угловатой башкой и глядит на меня единственным, окруженным кремовым кольцом гноя сохранившимся глазом.

Вот птица знает лучше всех, в конце концов, она летала над Святым Вроцлавом, который в одну хмурую ночь должен был спуститься с неба на берег Одры. По ее мнению, железные ворота были раскрыты, приглашая каждого, кто только желал спасти свою жизнь, а через сорок четыре дня Святой Вроцлав полетел назад в место, где нет ни боли, ни смерти.

Я всегда просыпаюсь перед рассветом и слышу старого кабана, роющего землю в поисках пищи. Вижу его тень, огромную, словно тень носорога, один его клык толще моего запястья. Кабан тоже видел Святой Вроцлав. Строили его ангелы беззвездными ночами, каждый из них высотой в пять метров, с худыми руками, это они возводили город-надежду для больных и грешных. Как-то ночью сам сатана решил уничтожить божественное творение. Завязалась битва, Святой Вроцлав рухнул вместе с людьми, что проживали в нем, но и сатана был захоронен в развалинах. Там он лежит до нынешних пор. И нечего опасаться, — говорит кабан. Каждый из них знает лучше: одноглазый пес, кабан с единственным клыком, однокрылая птица.

Все знают, как появился Святой Вроцлав. И никому ничего не известно. Я пытаюсь записать эту историю. У меня нет ни документов, ни свидетельств, одни только обрывки историй, воспоминаний, слова моих животных. Никто, кто был в Святом Вроцлаве, не может о нем рассказать, а те, кто видел его снаружи, либо мертвы, либо имеют гораздо более интересные дела.

Я бы и не писал, если бы нашел другое занятие или компанию получше. Трудно разговаривать с одними только животными и остаться при здравом уме. Я даже понятия не имею, который теперь час. Я не могу различить небо и землю — вполне возможно, я свисаю со звезды вниз головой. Иногда мне снится, будто бы я проснулся. И Святой Вроцлав я описываю как беседу с самим собой.

* * *

Началось все это на переломе зимы и весны, в самое гадкое время года. До самой средины марта мороз терроризировал город, снег скрипел под сапогами, а на автомобилях высились белые папахи. Температура — если верить пенсионерам — днем спадала до минус двадцати, на улицах валялись замерзшие коты и голуби. Зажигание автомобилей не желало срабатывать, машины кашляли и плевались, а их хозяева ругались на чем свет стоит. На чем там стоял свет — никто не знает, но вот автомобиль, если даже ему удавалось сдвинуться с места, тут же замирал в пробке. Ноги люди ломали, что твой хворост. В те дни видывал я парней в подбитых мехом капюшонах, когда они курили всякую дрянь через мундштучки в парке на Старомейском Променаде. Лица у них были закрыты так плотно, что наружу торчали одни лишь покрасневшие носы.

Забавно, потому что я совершенно не помню, чтобы падал снег, хотя с каждым днем его становилось все больше. Иногда только случалась метель, ветер метал тучи серебряных иголок, так что все вдруг застывало, будто бы все мы жили внутри стеклянного шара, который кто-то тряхнул. Февраль еще не закончился, а люди не говорили ни о чем другом, как только о погоде. Туг могла бы начаться война на три фронта, но все только бы и пялились в небо, высматривая весну.

Мороз попустил где-то в средине марта. После пары-тройки совершенно никаких дней снег вдруг начал таять, хлынул дождь, по улицам потекли ручьи. Одра поднялась чуть ли не под аварийную отметку, потом даже выше, все ожидали наводнения — но оно как-то и не наступало. Некоторые утверждали, будто бы это уже конец света, но большинство — включая и синоптиков — выражало мнение, будто бы дождь должен был продлиться еще несколько дней. А потом вернется солнышко. И правда, вскоре дождь должен был перейти в состояние постоянной мороси. Такое состояние продолжалось много недель, и солнца никто не видел.

В квартале Ружанка^[3] --">