Евгений Александрович Григорьев - Наш бронепоезд на нашем запасном...

а оркестры играли: "Москва моя, страна моя!.." И все улыбались, и всем было хорошо, и никто не сомневался. И кричали в динамики звонкими голосами: "Да здравствует наш Дорогой и Любимый..."

И радостные и счастливые: "Ур-ра!"

И панорама по Мавзолею. И люди в одинаковых плащах и шляпах, скромные, усталые от трудов.

И Сталин — в белом кителе, с детьми — голубь мира нашего народа и всего прогрессивного человечества!..

И площадь внизу, наполненная любовью и дове­рием!

Кузнецов хотел крикнуть, предупредить! Но не бы­ло уже времени!

ПРИ ПОКОЙНИКЕ НЕ БЫЛО НИКАКИХ ДОКУ­МЕНТОВ, ПОЭТОМУ НЕ ЗНАЛИ, БРОСИЛСЯ ЛИ ОН ПО ПЬЯНОМУ ДЕЛУ ИЛИ ЕГО ЗАТРАВИЛА ГРУП­ПА МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ. МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ ДО ВЫ­ЯСНЕНИЯ ЛИЧНОСТИ ЖЕРТВЫ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ ЗАДЕРЖАЛИ.

Он лежал внизу на кафеле, и из-под него расползалось темное пятно.

Набежали люди, его оттащили.

Пришла женщина в синем стираном халате, по­сыпала опилками пол, собрала в совок, ссыпала в ведро и ушла.

ОН УМЕР, НО ДУША ЕГО ЕЩЕ ЖИЛА И ДОЛГО ЕЩЕ БРОДИЛА ПО ГОРОДУ И ВСЕ ИСКАЛА И СТАРАЛАСЬ ПОНЯТЬ, ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО!

И среди столичной толпы на улице Горького, мимо "Подарков" шел Кузнецов и смотрел на витрины, на людей, и люди тоже смотрели на него и сторонились.

И он стоял и оглядывал город. И панорама — по улице Горького, Манежу, и наезд — на Александров­ский сад, туда, где пламя над Неизвестным.

И оцепеневший Кузнецов.

И сразу на его месте — сын. Сильный! Крепкий!

ОН УМЕР, НО БЫЛ ЖИВ ЕГО СЫН, И ЕМУ БЫЛО СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ, И ОН ХОТЕЛ ПОНЯТЬ, ЧТО ПРОИЗОШЛО С ЕГО ОТЦОМ.

1966—68 гг.

--">