Марина Евгеньевна Мареева - Принцесса на бобах

Марина Мареева Принцесса на бобах

Киносценарий

Она вошла в метро, как обычно, перед закрытием. Ехала в пустом вагоне, сжимая в кармане плаща газовый баллончик. В черном стекле напротив, как в зеркале, — сонная баба, волосы кое-как подколоты, под глазами мешки. Лучше не смотреть. Нина и не смотрела.

На Комсомольской в вагон набился заезжий люд. Рядом с Ниной плюхнулся на сиденье какой-то бородач, кинул рюкзак к ногам.

— Красные Ворота, — объявила дикторша.

— Чего-о?! — изумился бородач. — А где Лермонтовская?!

— Переименовали, — буркнула Нина.

— Зачем? — вопросил бородач, искренне недоумевая. — А чем вам Михаил Юрьевич не угодил?

— Чистые Пруды, — донеслось из динамика.

— Матерь божия! — ахнул бородач. — Это что, вместо Кировской? Ну, вы даете… Как там у классика… «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, Лужкову отдана…»

— Ты откуда свалился? — спросила Нина. Баллончик она давно сунула в карман. Бородач был веселый, нетрезвый, немногочисленная публика взирала на него с доброжелательным интересом.

— С предгорий, — пояснил бородач охотно, — Абастумани. Высокогорная обсерватория. Два года в Москве не был, ну, вы тут совсем распоясались без меня. Совсем сдурели.

— Лубянка, — проблеяла дикторша.

— Ну, вы даете! — присвистнул бородач. — А что у нас будет вместо проспекта Маркса? Шохин-штрассе?

— Охотный Ряд, — Нина поднялась.

— Слушай, а это Москва вообще? — Бородач двинулся за Ниной, вскинув рюкзак на плечо. — Я в Москву попал?.. Эй! — кричал он вслед Нине, спешащей к эскалатору. — Эй! Подожди! Эй!

— Пристает? — спросил у Нины мент, скучающий у будки дежурного. — А ну, стой! — велел он подоспевшему бородачу.

— Слушаюсь, вашество!!! — гаркнул бородач, вытягиваясь во фрунт. — Виноват, не извольте гневаться!

— Чи-иво? — У мента белесые рязанские бровки поползли вверх.

— На побывку-с, ваше благородие! — начал было бородач, но тут Нина, опомнившись, потянула ерника за рукав, втащила на эскалатор, шипя: «Балда… Сейчас загремел бы на трое суток…»

— Так надо быть последовательным! — ржал бородач. — Менять так менять! Маркса — в Охотный, мильтона — в городового… Господи, как вы живете тут! — вздохнул он, посерьезнев. — Все с ног на голову… Тебя как зовут? Нина? А если тебя завтра Агриппиной назовут? Имя Нина, скажут, навеки скомпрометировано мадам Андреевой, давай, становись Агриппиной!

— Ну и буду жить, как жила, — буркнула Нина.

— Не-е, — он помотал головой. — Все будет по-другому. Другая жизнь. Проводить тебя? — Они вышли на пустынную ночную Пушкинскую, дождь накрапывал, Нина полезла за зонтиком.

— Мне два шага, спасибо. — И помчалась к перекрестку, она опаздывала, как всегда.

— Эй, Поликсена! — крикнул бородач ей вслед. — Аполлинария! А может, ты меня проводишь? Я же заплутаю, Харитина! Вы ж мою Герцена наверняка переименовали!

— Да вроде нет. — Она остановилась смеясь — забавный парень.

— …А то ведь он декабристов, козел, разбудил, а они еще какую-то бяку растолкали. Чего им не спалось всем, придуркам…

— Да иди ты, ну тебя! — Она помахала ему зонтом… Все, опоздала.

На переходе ее едва не сбило какое-то умопомрачительное авто, как в итальянских фильмах тридцатилетней давности — длинное, черное, с открытым верхом. Когда Нина, миновав еще полквартала, добежала наконец до своей кафешки — огромная, неоном подсвеченная рюмка и голубые буквы каймой «Бар нон-стоп», — допотопное авто уже стояло у края тротуара, шофер позевывал, вспарывал «Ротманс».

Жора, хозяин заведения, лениво собачился с каким-то детиной.

— Не пущу, Димон, — говорил Жора, и ясно было, что пустит.

— Она там, Жор? — бубнил детина. — Она там?!

— Здрасьте, Георгий Суреныч, — пробормотала Нина, складывая зонт и протискиваясь между ними.

— Нинок, на семь минут опоздала. — Жора посторонился, пропуская Нину, и вновь заслонил собой вход: — Димон, там она, там, убей, зарежь, не пущу! Опять будете базарить, посуду бить, ты мне бра расколол на шесть штук соусницей сервизной!

— На, — говорил детина, рассовывая по жориным карманам пачки купюр. — На, на, на. Она с кем сегодня?

Нина, снимая плащ в гардеробной, мешкала нарочно, разглядывая детину — здоровенный мэн, шикарное пальто до пят, стильная стрижечка, а морда-то поношенная, мятая, сороковник разменял определенно… «Нина, --">